Гоша Кочевей был страшным человеком, несмотря на то, что ему уже исполнилось шестьдесят лет. Но ведь, как утверждал Цицерон, старость не за горами, копите уважение у окружающих. Кочевей этим и занимался всю свою жизнь. В городе он был единственным настоящим вором в законе. Поговаривали, так чуть ли не на всю Россию один остался. Отмирала стройная воровская иерархия. Отжила свое.

Погоняло у него было – Качели. Еще по малолетке его получил, так на всю жизнь прилипло.

Ныне Гоша Качели возглавлял кочевейскую группировку, безраздельно владевшую самым дорогам районом города – Московским. Там Гоша чувствовал себя королем. Местная полиция нос не казала и в дела его не встревала. Обложил торговцев данью. Пусть платят от греха подальше. Убийство произошло в казино «Слава», что Кочевею принадлежало. Так сами разберутся да по закону своему приговор отсудят.

Что же понадобилось от скромного частного детектива этой акуле? Уж явно не автограф.

– Как с ним связаться? – поинтересовался я.

– Он телефончик оставил.

Я кивнул и вошел в лифт.

То, что я обнаружил в Хмельной, следовало ожидать. Пустил заводик на самотек, так расхлебывай. Но что все приобретет столь чудовищные очертания, я предположить не мог.

Пиво скисло.

Удар ниже пояса.

Техническое поражение нокаутом.

Я опустился в кресло, вытянул усталые ноги и задумался.

В Хмельной витал кислый запах испорченного пива. Вкус пуда соли можно улучшить, запивая его бочкой пива, но вот пива-то как раз и не было.

Интересная получалась ситуация. Гоша Кочевей и Ульян Мертвый, помнится, друг друга недолюбливали. Значит, Кочевей не мог находиться на стороне Мертвого. Качели верен своим убеждениям, как марксистский ортодокс «Капиталу».

Я вытащил сотовый и набрал номер Кубинца.

– Чего тебе, Туровский?

– Зачем же так официально, – обиделся я. – Озвучь-ка номерок, что оставил Кочевей.

Кубинец продиктовал, и я отключился. Кочевею я позвонил с городского телефона.

Долгое время другой конец провода молчал, как честный и нелицеприятный воин, угодивший в плен. Затем трубку подняли, но минуту раздавалось только загнанное дыхание. Я молчал. Мне отвечали тем же. Продолжать в том же духе показалось глупым. Я откашлялся и представился.

– А… это ты… – Мне ответил хриплый надсадный голос.

Человеку, с которым я разговаривал, говорить было трудно. Я вспомнил, что Кочевей не имел собственного горла. Ему вставили железную трубку, оттого и голос такой чудовищный получался.

– Ты поговорить хотел? – спросил я.

– Не груби, мальчик. Я грубость не люблю. Хотел, сынок. Очень хотел. Дело есть серьезное. Только вот суть проблемы я назвать не могу. Встретиться бы надо. Может, подъедешь ко мне немощному в мою скромную обитель?

– Качели, свихнулся, – хмыкнул я. – А завтра все Легавые будут у моего дома нести вахту. Известный детектив и старый бандит? Любовь или дружба? Заголовки на первых полосах газет.

– Ты прав, сынок. Тогда, может, на нейтральной территории?

– Это где? – насторожился я.

– «Райские кущи», ресторанчик такой. На Имперском канале?

Мне это заведение говорило об очень многом. Оно было знакомо каждому, кто имел хоть какое-либо отношение к криминалу. «Райскими кущами» владел Кочевей. Это единственное заведение, которое он держал за пределами своих владений. На Васильевском острове. А Иван Улыба – глава лыбьевской группировки, которая «Ваську» на откуп взяла, – молчал, как язык проглотивший. Невыгодно было возражать. Такой человек, как Кочевей, быстро все возражения закроет.

– Не думаю. Слишком приметно. Уж лучше сразу в полицейском участке, в кабинете инспектора Крабова, – отказался я.

– А что, хорошая мысль. Молодец, сынок, – одобрил Гоша Качели.

Я похолодел. У Кочевея, похоже, напрочь отсутствовало чувство юмора. Но следующая фраза избавила меня от всех опасений:

– Но давай серьезно. Предлагай объект.

– «Эсхил-ХР», – вкинул я мысль.

– Твой ресторанчик пойдет. Завтра в двенадцать дня. Не опаздывай, сынок, не люблю.

Помнится, слушок был, что опоздавших он скармливал заживо свиньям. Для такой экзекуции он хрюшек неделями не кормил. Или это сцена из какого-то триллера?

Я повесил трубку. И минуту просидел без движения. Обдумывая предложение со всех сторон. Но как ни крути, все казалось, что за изящной оберткой скрывается какая-то дрянь.

Делать нечего – условились, так исполняй.

А пока стоило уничтожить следы испорченного продукта. Двадцать литров прокисшего пива. Возникла мысль подарить бочки с кисляком Ване Ирисову, не пропадать же продукту, но тут же вспомнилось, что Ирисова больше нет. Взгрустнулось.

Двадцать минут ушло на то, чтобы ликвидировать следы собственной ошибки и халатности. Испорченное пиво я слил в раструб канализации. Тщательно вымыл бочки специальным немецким составом для пивоваров. Вымыл полы в Хмельной. И вознаградил себя за труды кружкой ароматного темного напитка.