Желтоглазый выпалил это единым духом, и в голосе его было столько торжества, будто и в самом деле от него зависело, расстрелять человека или наградить. Как решительно причислил он себя к завоевателям. И это Витька-прыщавый!

Возвращаясь с допроса, в фойе Сергей столкнулся с художником — Григорием Николаевичем Пашиным. Тот, как обычно, взлохмаченный и небрежно одетый, семенил, пригнув голову к правому плечу. Он всегда так ходил, будто кто-то невидимыми нитями резко потянул правую половину тела книзу. Увидев помощника, расстроенный чем-то художник обрадовался:

— Серёженька, дорогой, вы от директора?

— Да, оттуда.

— Не знаете случайно, по какому срочному делу он меня вызывает?

— Понятия не имею. Но думаю, что всех нас сейчас вызывают по одному и тому же делу.

— Вы имеете в виду это… ночное происшествие? — догадался Пашин и испуганно захлопал глазами.

Он выглядел совершенно беззащитным, этот добрейший, несколько странный старичок, сохранивший наивность ребёнка в такие лета. Сергею захотелось приободрить его, и он сказал:

— Да вы не волнуйтесь, Григорий Николаевич. Спросят, кто вы, откуда, и всё.

— Разве я волнуюсь?

— Очень даже заметно, — улыбнулся Сергей. — Да, кстати, скажите директору: декорации для «Дамы с камелиями» у соседей. Здесь спектакль послезавтра, значит, надо послать за ними машину. Я вчера ездил туда на поезде и всё выяснил.

— О, молодой друг, вы меня успокоили! Я совсем забыл, куда их отправил. Да, да, директор уже несколько раз спрашивал об этих декорациях. Теперь я доложу ему, и мне, действительно, нечего волноваться.

Пашин засеменил к директорскому кабинету.

Когда Сергей вернулся в общежитие, в комнате всё ещё стоял запах кофе. Он приоткрыл створку окна и лёг на кушетку, которая заменяла ему кровать. Стал мысленно прокручивать весь разговор в кабинете Коха. Что привело гестапо в театр? Чем объяснить их поиски именно здесь? И почему предъявляют для опознания фотографии?

На все вопросы можно найти более-менее подходящие ответы. Коллектив театра в городе новый, здесь вполне могли оказаться подозрительные люди. Но поскольку предъявляют фотографии для опознания, значит, никого конкретно не подозревают из их труппы, просто прощупывают. А Витька-прыщавый его пока не узнал. Пока…

Он бы тоже не узнал его так скоро, если бы не примечательные жёлтые глаза с прищуром и красные прыщи, которые никогда не сходили с лица. Витька и в детстве был таким ехидиной. В классе его так и называли: Витька-прыщавый.

Это был пятый класс «б» в школе небольшого подмосковного городка. Тринадцать девочек и одиннадцать мальчишек. Ребята любили бегать на Истру, рыбачили до самых холодов. Не ходил с ними только Витька. Он пришёл в класс в середине сентября, чуть запоздав к началу учебного года. Однажды мальчишки позвали новенького с собой, но он, прищурив жёлтые кошачьи глаза, ехидно сказал:

— Только дураки сидят по нескольку часов с удочкой.

— Сам дурак! — крикнул кто-то из ребят. — Прыщавый!

Так за ним и закрепилась кличка. Витька обиделся и всех сторонился, лишь иногда отпускал в чей-нибудь адрес ехидные замечания. Когда он исчез, не доучившись одной четверти, никто поначалу и не заметил. Лишь перед экзаменами кто-то вспомнил:

— А где прыщавый?

Оказалось, он давно укатил с родителями на Украину. О нём тотчас все забыли. Прошло столько лет. Они стали взрослыми, и в них трудно узнать двенадцатилетних подростков. Может, это вовсе и не Витька? Но вот в памяти всплывают жёлтые глаза с прищуром, ехидные фразочки… Он. Конечно, он. У него была какая-то странная фамилия: не то Рух, не то Гух. По всему видно, стал опасным человеком. Одна надежда, что он его не узнал. Надежда хрупкая, и потому надо несколько дней посидеть дома, не привлекая к себе внимания.

Неделя прошла относительно спокойно. Сергей удвоил рвение к делу, чем очень порадовал Григория Николаевича. В эти дни его путь был короток: из общежития в театр и обратно. Изредка выходил из дома, чтобы купить еды. Он убедился, что слежки нет. Однако Гух (или Рух?) его беспокоил. Спросить у Коха о нём напрямую нельзя: всякий интерес к работникам гестапо чреват непредвиденными последствиями. А больше и спросить-то не у кого. Только Кох может что-нибудь знать о нём, хотя бы фамилию. Задать ему такой вопрос — даже Кох удивится интересу к гестаповскому переводчику. Значит, надо, чтобы это сделал кто-нибудь другой. Там(!) должны узнать о внезапно появившейся угрозе и могут кое-что выяснить. Бездействовать больше нельзя.

Сергей посмотрел на часы: до спектакля достаточно времени, он вполне успеет. После внезапного похолодания, длившегося несколько дней, установилась прекрасная погода, которая так характерна в этих местах при переходе от лета к осени. Только сейчас, при мягком солнечном свете, и рисовать на натуре.

Он быстро накинул пиджак, взял папку с листами бумаги, карандаши. По бульвару шёл медленно, словно прогуливаясь. Патруль уже сняли, но кое-где остались усиленные посты. Раза два пришлось предъявлять документы.