— В Россию сегодня едут в основном мигранты-мусульмане, это и вызывает рост ксенофобии.

— Сегодня к нам едут в основном молодые мигранты из сельских аулов, они впитывают, как губка, все негативные прелести «городской цивилизации», а о прекрасных традициях своей родины многие забывают. Именно это, а не принадлежность к мусульманскому миру, вызывает раздражение у окружающих.

Кстати, процент мусульманского населения увеличивался еще в Советском Союзе. Например, в Узбекистане был прямо-таки беби-бум. Там начал возрождаться ислам и стал даже проникать в партийную элиту. Когда умирал первый секретарь партии, из Москвы посылали людей проверить, как проходят похороны — по светским или по мусульманским обрядам. Однако для общества это проходило почти незаметно. У нас есть уникальный опыт взаимодействия с мусульманскими народами. Например, татары и башкиры полностью интегрированы в русскую государственно-культурную модель.

— А был ли, по-вашему, Советский Союз плавильным котлом, как Америка?

— Америка только в 20-е годы ХХ столетия выбрала эту новую модель этнического развития, получившую название «плавильного котла». Однако, по мнению ряда американских ученых, до 60-х годов черные и другие небелые граждане оставались вне этого «котла», занимая положение граждан «второго сорта».

А Советский Союз, да, шел в этом направлении. Недаром же у нас возникло так много смешанных семей. Вожди заявляли, что республики должны развиваться на основе национальной культуры и языка, а на самом деле стремились к унификации. Образовалась новая общность — советский народ.

— И вот вывели уникальную породу — «хомо советикус»…

— Эта остроумная формула Александра Зиновьева зачеркивает положительные достижения советской системы, а ведь они были.

Впрочем, сейчас не о том речь. Я хочу подчеркнуть, что взрывоопасность национальных проблем осознавало уже советское руководство и тогда старались искать пути преодоления конфликтов. А мы сегодня хотим все решить силовыми методами. Да, чуть что — милиция. Ну, назовем мы ее полицией, а что изменится? Проблемы миграции, а тем более такой тонкий вопрос, как интеграция мигрантов, невозможно решить постановлением, приказом, а тем более милицейской дубинкой. Интегрировать мигрантов может только общество, и для этого само общество должно захотеть их интегрировать.

— Захотеть? Но это нереально. Чем больше мигрантов, тем яростнее вскипает ненависть к «понаехавшим».

— Думаю, это временное обострение. Для России как раз характерно другое. У Достоевского я нашел такое точное определение: «русскость» — это способность народа вместить все культуры. Когда русские шли в Сибирь или в Среднюю Азию, они не уничтожали коренное население; малые народы как жили, так и живут на своих территориях. В этом наше отличие от той же Америки, и оно может облегчить нам подступы к интеграции.

— Но почему же тогда Америка так обогнала нас?

— Не только нас. Америка сегодня более толерантная страна, чем многие европейские страны. А ведь, помните, совсем недавно до чего у них доходило: в автобусах, в кинотеатрах — таблички «места для белых» и «места для черных». Если в фильме происходит убийство, то убийца, конечно, негр, а главный герой всегда белый. Поразительно, какой быстрый рывок они совершили.

— В чем их секрет?

— Американцы раньше других поняли, что процесс смешения этносов имеет цивилизационный характер, и осознали, что бороться с этим бессмысленно, лучше управлять им. Если раньше европейцы, прибывшие в Америку, могли уничтожить индейцев, а негров так поработили, что не было у белого населения никаких проблем с рабочей силой, экономика бурно развивалась, то сейчас, видимо, у европейской цивилизации уже не хватает внутренних сил сопротивляться натиску пассионарных (по Льву Гумилеву) сил.

— Вы считаете, что грядет смена цивилизаций и это неизбежно?

— В общем-то, да. Не мы первые и не мы последние переживаем такой поворот истории. Хотим мы или не хотим, но он неумолимо происходит — своего рода «белый закат». Это не плохо и не хорошо, это естественный процесс. Мы как бы завершили цикл своего развития и пошли на спад. Сначала европейцы были такие наглые, мощные, развивались, расширялись…

Вот в России в XVIII–XIX веках целые деревни могли сняться и переселиться в незнаемое. Нет, не только во время Столыпинской реформы, а просто пошла молва, что где-то есть земля обетованная. Не всегда надежды оправдывались, но большинство оседало на новых местах, начинало жизнь с нуля. Трудно сказать, что ими двигало. Сегодня, как показывают исследования, внутренняя мобильность российского населения крайне мала.

— То есть была у нашего народа пассионарность, но иссякла?

— Да, мобильность — это признак пассионарности, она была свойственна многим народам европейской цивилизации. А теперь все, нет уже той мощи. Первый показатель — конечно, рождаемость. Как только уровень рождаемости становится ниже смертности, это значит, что общество уже не может даже себя воспроизводить, не говоря уже о том, чтобы развиваться. Но надо же как-то жить. Из этой трудной, да, обидной ситуации есть два выхода. Первый — не пускать к себе чужаков (западные страны этот путь, как говорится, уже проехали, не получилось), но есть и второй, более разумный вариант — осознать, что без притока тех же трудовых мигрантов общество просто не выживет, и стараться целенаправленно приобщать их к своей культуре, то есть интегрировать.

— Нам до такого осознания еще ой как далеко.

— Конечно. Но иного не дано. Мир пришел в движение, последствия глобализации не отменить.

Потоки мигрантов, которые едут в развитые страны по экономическим и не только экономическим причинам, силой остановить невозможно. Борьба против мигрантов требует постоянного подавления, причем очень жестокого, а это противоречит принципам демократического общества. Да, само общество в правовых государствах не смогло (не захотело!) терпеть дальше отношение к мигрантам как к рабам. Это же люди. На короткое время можно жесткой силой какие-то процессы сдержать, но неизбежно получим очень опасный отложенный эффект. Нельзя человека бесконечно унижать. Он может долго терпеть, но протест накапливается в подсознании. А мы своих «гастарбайтеров» мало того что нещадно эксплуатируем, так еще и унижаем, постоянно унижаем. По сути, мы сами у себя собираем взрывоопасный материал, накапливаем, трамбуем, а когда он взорвется и кто его подожжет — мы не знаем и о будущем даже не думаем.