— Как жаль… Как жаль… — с грустью в голосе проговорил старик, переводя взгляд с ребенка на его мать. — Отдай мне Волка, молодая Гюзель-Лейлат. Тебе он ни к чему.

— Ты сможешь вернуть Хану разум? — девушка послушно опустила серебристую фигурку в протянутую ладонь Всезнающего.

— Хан не пострадает от этой фигурки — это я тебе обещаю. — уклонился от прямого ответа Жондырлы. — Я верну ее туда, где ей полагается быть.

— Это значит, что я смогу вернуться? — взор Лейлат осветился надеждой.

— Нет. И мне очень жаль, Гюзель-Лейлат. — произнес старик, доставая из под одеяния кинжал.

Девушка попятилась назад, прижимая к груди своего ребенка. Она не смогла уйти от своей смерти — ей предстояло принять ее от того, кому она доверяла больше всего.

Острая сталь вонзилась в грудь девушки. Она упала, обливаясь кровью, и последнее, что она увидела — это глаза ее убийцы, старика Жондырлы.

Один зеленый, другой голубой.

— Гюзель-Лейлат скрылась в предгорьях, унеся с собой величайшую ценность, только что обретенную нами! Мы должны найти ее! Седлайте коней, воины! — громогласно произнес Хан всему племени, собранному перед ним.

Началась суета, все начали готовится к поискам. И только старик Жондырлы молча стоял в стороне, нежно поглаживая серебристую фигурку под одеждой.

Его миссия уже была выполнена. Глупый Хан — силой и угрозами он заставил старика, хранителя тайны, привести его к усыпальнице Чингисхана. Но Волка здесь он так и не обрел.

Еговремя еще не пришло… Еще не пришло…

«Один в поле воин»

Антон Алилуя (Кудрявцев)

Путь к волку

Юрту наполняла дымная вонь. Чадили и трещали объятые огнем кизяки, метались по стенам тени.

Возле костерка замерла Гюзель-Лейлат. Уронив голову, вглядывалась в хнычущий сверток на своих коленях, потряхивала, баюкала.

Хан задумчиво восседал на коврах, созерцая лежавшую перед ним небольшую фигурку цвета начищенного серебра.

Зыбкий свет выхватывал неподвижные лица стражи и Всезнающего. Именно последний и привел ханское войско к могиле великого Чингиза, которую никто не мог сыскать вот уже сотню лет. А старик Жондырлы — сумел. Но это не принесло счастья роду Хана.

— Сакрын ичтыр басак! — сухая, как старая ветка, рука Жондырлы-ака ткнула в сторону Гюзель-Лелат. — Кондыргэн басак! Басак!

Женщина вскочила с колен.

— Кэчюм дыр! Хавсанат гэйды салдынык! Кэчюм дыр! Кэчюм дыр! — тонко закричала, сбиваясь на визг и вой, отступая вглубь, пряча за спину свёрток.

Никому не дозволено прикасаться к фигуркам, посланным Небом. Кроме тех, кому они предназначены. Молодая мать нарушила запрет.

— Кэчюм йок! Йок! — отверг мольбу Хан. И бесстрастным голосом приказал: — Жондарбай!

Могучий стражник посмотрел на Есуна и, схватив женщину, увёл её.

Закон неба нельзя нарушать никому, даже если ты токал Хана. Женщина ещё что-то кричала, умоляла, но лицо Великого было словно вырезано из камня, ни один мускул не дрогнул на обветренном лице.

Ничего примечательного не ждало Гюзель-Лейлат, теперь её вообще ничего не ждало впереди. Хан вздохнул, перед ним сел Всезнающий, заглянул в глаза.

— Ты понимаешь, что по-другому невозможно поступить.

— Знаю, старик, ты сказал, что мы уже пришли к гробнице Чингисхана, что-то её тут нет.

— Я всё правильно сказал, гора — его гробница, завтра мы будем у гроба, Хан.

Есун вздохнул и с интересом посмотрел на Всезнающего, уже высушенного, как мумия, старика, еле передвигающегося, но при этом обладающего очень сильным духом. Старец шамкал беззубым ртом, с интересом поглядывая на предводителя. Совсем не пугливый Хан, побаивался этого взгляда.