— Слушай, я тебе уже сказал: ты ни черта не понимаешь в том, что происходит. Ты…

— Джафф, ты считаешь, что я идиотка? На самом деле так думаешь? Я не знаю, что происходит, по одной-единственной причине — ты мне об этом не говоришь. Я уже спрашивала, но ты не хочешь сказать. Если мы и дальше собираемся быть вместе, мне нужно знать больше. Тебе, может, это и странно, но я могла бы помочь. Ты глубоко увяз во всем этом?

— В чем «этом»?

— Ты же знаешь, о чем я… Наркотики. Деньги. Оружие. Кто ты? Начинающий гангстер? Наркодилер и по совместительству занимаешься контрабандой оружия? Типа парень из фильмов Гая Ричи? Так, что ли?

— Я не…

— Нет, Джафф, я не идиотка. Даже если я знаю совсем мало, а я знаю, что скрываюсь от полиции в доме своего отца с малознакомым парнем, у которого в сумке по случайности завалялось килограммчика четыре кокаина, полкило денег и заряженный пистолет — он ведь заряжен, да? — то для меня это повод желать узнать больше.

Джафф улыбнулся ей. Это была улыбка в духе «ну разве я не маленький проказник, которого ты все равно очень любишь?», но на этот раз она не сработала.

— Я так понял, ты считаешь, я должен тебе что-то объяснить?

— Да. Для начала.

— Слушай, я тебя не просил ехать со мной, правда? Это была не моя…

— Вот только не надо грузить меня этой хренью, ладно? Ты отлично знаешь, что, если б не я, ты бы не сидел здесь, за столом моего отца, и не ел яичницу, которую я же и приготовила.

— О, ты заговорила прямо как сварливая жена. — Джафф поцокал языком. — Знаешь чего, давай-ка заткнись, успокойся и не действуй мне на нервы.

Трейси фыркнула, посмотрев на него с нескрываемым отвращением, и глубоко вздохнула. И все-таки, подумала она, кое-что получилось удачно: Джафф так озабочен тем, что она нашла наркотики, деньги и пистолет, что не вспомнил про ее мобильник.

— Очень хорошо, — сказала Трейси. — Значит, я должна успокоиться? И что мне надо делать, чтобы не действовать тебе на нервы?

— Ничего, детка. В том-то и прелесть. Тебе не надо делать ничего.

— А все-таки хотелось бы знать, каковы наши планы.

— Наши планы?

— Не так давно ты собирался кому-то позвонить, обо всем договориться, потом мы должны были поехать в Лондон и встретиться с твоим приятелем, который делает фальшивые паспорта, а после этого смыться за границу, так ведь? Или я опять неправильно поняла?

— Нет, почему же, в целом все верно.

— Тогда мне только остается надеяться, что ты не собираешься тащить сумку с этим барахлом с собой?

— Слушай, уймись! Я избавлюсь от всего в Лондоне, ну, кроме денег, конечно.

— И от пистолета?

— Да. Вот почему мы до сих пор торчим здесь — мне нужно время, чтобы все уладить. А ты думаешь, я совсем псих и потащу через границу ствол и четыре кило кокса?

— Не знаю, Джафф, совсем ты псих или не совсем. Мне ясно одно: я действительно тебя почти не знаю.

— Ну так просто положись на меня, и все. — Джафф потянулся, чтобы взять ее за руку, но Трейси отодвинулась в сторону.

— Ты постоянно это твердишь, — сказала она, — но у меня нет особых причин на тебя полагаться, учитывая, что ты все от меня скрываешь.

Джафф назидательно покачал вилкой над столом:

— Все это для твоего же блага, дитя мое.

— Что «все»? Я не понимаю.

— Ну, детка, давай не будем ссориться. — Он подобрал остатки яичницы куском хлеба и с наслаждением прожевал его. Затем постучал черенком вилки по листку бумаги, лежащему на столе. — А я, знаешь ли, как раз хотел тебе кое-что сказать, до того как меня так грубо перебили.

Трейси вдруг перестала злиться и занервничала. Она принялась теребить бусы и небрежно спросила:

— Да? И что же?

— А вот я тут нашел интересную бумагу, в ящике стола. Там…

— Ты не имеешь права лазить по чужим ящикам. Это не…

Джафф с такой силой ударил по тарелке ножом, что она раскололась, а приборы слетели на пол.

— Да заткнешься ты, наконец, со всеми этими бреднями про то, что можно и чего нельзя!

От его крика и полыхнувшего в его глазах холодного бешенства Трейси снова едва не расплакалась. Губы у нее дрожали, и слезы уже готовы были хлынуть из глаз. Нет, она не доставит ему такого удовольствия. Он, конечно, заметил, что ей страшно, но плакать она не станет.