Но то, что она бросилась в объятия священника… Сесилия опустила голову, словно провинившийся ученик или пятящийся с поджатым хвостом пес. Ей так стыдно становится при мысли о том, чем она занималась в кладбищенской сторожке! Единственным утешением было то, что инициативу проявил господин Мартиниус. Если бы он не ластился к ней и не шептал бы ей соблазнительные слова об одиночестве и тоске, этого никогда бы не произошло.

Но это — слабое утешение. Она поступила так опрометчиво, так бездумно!

Без помех миновала Сесилия портовый квартал. Только две уличные девки с ненавистью крикнули ей, чтобы она не совалась в их владения.

Неприятности начались на улице, прилегающей непосредственно к замку.

Она вдруг увидела разношерстную толпу, скрывавшуюся до этого под покровом тьмы. Бездомные, пьянчуги, уличные девки и преступники грелись вокруг костра, зажженного посреди улицы, и проклинали несправедливости жизни.

Сесилия остановилась, ей нужно было перейти на другую сторону улицы. С колотящимся сердцем, стараясь быть незаметной, она решилась проскочить мимо них — туда, где горел другой костер; там были кони, всадники, совсем иная жизнь на открытом пространстве площади, прилегающей к замку.

И хотя идти было, как думала Сесилия, не так уж и далеко, ей казалось, что опасность рядом и, она боялась. Почти уже миновав толпу и оставшись незамеченной, она с облегчением вздохнула, как вдруг услышала позади себя слащавый голос и замерла на месте:

— Нет, вы только посмотрите! — уловила Сесилия и почувствовала, как кто-то схватил ее багаж. Быстро обернувшись, она увидела беззубый, ухмыляющийся рот, наглое мужское лицо и поняла, что ей вряд ли стоит разыгрывать из себя знатную, самоуверенную, благородную даму. Здесь действовало правило: лучше хорошее бегство, чем плохая драка. Она сорвалась с места и побежала.

Двое мужчин побежали за ней.

— Свою добродетель пусть эта фрекен оставит при себе, хватит с нас и сундука, — крикнул один из них, выхватывая из ее рук багаж.

Сесилия среагировала в худших традициях Людей Льда. Воздержавшись от того, чтобы сказать, что уже слишком поздно говорить о ее добродетели, она изо всех сил, доставшихся ей по наследству, ударила сундуком по голове налетчика. И поскольку деревянный сундук был весьма тяжел, тот свалился, оглушенный.

Но в это время подбежал второй — и она снова бросилась бежать, едва не выскакивая из собственной юбки.

И в тот самый момент, когда она достигла открытого пространства площади, разбойники снова настигли ее. Она успела заметить только солдат, проехавших верхом в пламени костра, как один из преследователей зажал ей рукой рот, пытаясь оттащить ее назад, в темноту, а другой в это время полез в сундучок, который она держала в руках.

Она пыталась вывернуться и позвать на помощь, но ей удалось выдавить лишь слабый крик, пока рука снова крепко не зажала ей рот. Один из всадников услышал и сразу понял, в чем дело, — и тут же несколько человек поскакали ей на выручку. Налетчики бросили ее и быстро исчезли во тьме.

— Все в порядке, фрекен, — сказал офицер с красиво подстриженной бородой.

— Да, спасибо! Тысяча благодарностей вам всем, — задыхаясь, произнесла она, с трудом держась на ногах.

Один из всадников подъехал поближе.

— Да ведь это же Сесилия! — произнес он знакомым голосом. — Дитя мое!

Она взглянула на него. В мерцающем свете костра она узнала высокую фигуру Паладина — и была несказанно этому рада. В эту минуту она совершенно забыла о его тайне, перед ней был просто любимый друг — такой статный и огромный верхом на лошади, в сверкающей кольчуге и черном плаще, в красивой, украшенной перьями шляпе и высоких ботфортах.

— Александр! — произнесла она, улыбаясь.

Он наклонился к ней, пожал ее протянутые руки.

— Ты вернулась из Норвегии?

— Да. Корабль задержался, и никто меня не встречал.

Он пробормотал что-то о бессердечности людей.

— Я ничего не знал, — сказал он. — И к тому же у нас военные сборы…

Повернувшись к одному из своих товарищей, Александр сказал, что будет сопровождать в замок фрёкен Мейден. Потом слез с коня и передал ближайшему солдату поводья.

— Так приятно снова видеть тебя, Сесилия, — приветливо произнес он, идя рядом с ней. — Копенгаген пуст боа тебя Как ты съездила?

— О, это было так прекрасно, опять побыть дома, Александр!

И она принялась живо описывать жизнь в Гростенехольме.

Александр Паладин положил руку ей на плечо.

— Так приятно видеть тебя, когда ты такая радостная, мой маленький друг.

И только теперь она вспомнила о случившемся. Его обескураживающая мужественность была не для нее. Она инстинктивно отстранилась от него, но он тут же приблизился к ней. Они молча прошли мимо стражи в главное здание замка.