1) Эпизод в Евангелии св. Луки с 9, 51 до 18, 30 относится по большей части к отдельному путешествию, хотя объяснение обстоятельств, по сходству их внутреннего содержания, и другие причины могли увлечь писателя в рассказе о некоторых событиях и поучениях, принадлежащих к более раннему или к позднейшему периодам [455] .

2) Порядок событий у евангелиста Луки не совсем подчиняется хронологии и не может считаться вполне с нею согласным, так чтобы место события в рассказе указывало в точности порядок времени его совершения (Ев. от Луки 10, 38–42; 13, 31–35; 17, 11–19).

3) Путешествие это совершенно тождественно с тем, которое по частям рассказано у евангелиста Матфея, 18, 1-20; и у евангелиста Марка, 10,1-31.

4) События, рассказанные у евангелиста Матфея, 20,17–28; Марка, 10, 32–45, Луки, 18, 31–34, как это очевидно из их содержания и из сличения мест у евангелиста Марка, 10, 17; Матфея, 19, 16, не принадлежат к этому путешествию, но к последнему, которое было предпринято из Ефраима в Вифанию и Иерусалим.

Если эти соображения достоверны, а я уверен, что они достаточно основательны, как единственно возможные последние выводы для всякого, кто действительно изучал время совершения событий, то нельзя не согласиться, что события, описанные у евангелиста Луки с 51 ст. 9 гл. до 30 ст. 18 гл., нельзя отнести иначе, как к последнему пребыванию Иисуса в Галилее после праздника Кущей. Это пребывание было, по-видимому, непродолжительно и имело целью приготовление к отправлению на проповедь семидесяти апостолов и посвящение их на благовествование царства Христова в той части святой земли, которая уже освоилась с Его учением и делами. Наставления, данные Им семидесяти апостолам, заключали в себе последнее прощание с Галилееи и совпадали со временем действительного Его отправления. Но в 18 гл. евангелиста Луки есть два других обстоятельства, которые принадлежат, вероятно, к тому же времени, а именно: известия о бывшем избиении галилеян и весть о намерениях Ирода лишить самого Иисуса жизни [456] .

Местом жилища Иисуса, в течение этих последних дней, был конечно Капернаум, Его город, и когда Спаситель приготовлялся к отправлению оттуда, с тем чтобы никогда не возвращаться, явились личности, которые заявили об одной из многочисленных тревог, очень нередких во время прокураторства Понтия Пилата. Несколько мятежных зилотов было перерезано римским гарнизоном в Иерусалиме, но дальнейших подробностей не передано; потому что подобное событие считалось в такие смутные времена неважным и принято было, как всякая мимолетная молва. Сотни подобных выходок Ирода пройдены Иосифом в молчании. Быстро воспламеняющийся фанатизм евреев той эпохи и беспокойные их надежды, с одной стороны, постоянное поддерживание в них злобы на римского правителя — с другой, заставлявшие легко предаваться каждому ложному Мессие, вынудили римское правительство устроить Антониеву башню, которая бросала грозную тень на самый храм. Башня эта соединялась с храмом лестницей, так что римские легионы имели возможность, спустившись по ней, прекратить беспорядки, которые, при всяком стечении народа на религиозные праздники, угрожали безопасности Иерусалима. Через три года после этого, во время одного из пасхальных возмущений, убито было до трех тысяч евреев [457] . Не однажды Пилат переодевал своих воинов в обыкновенную одежду еврейской черни [458] и таким образом оружие их действовало свободно среди беспокойной толпы. Но из всех евреев галилеяне были самыми податливыми на всякое возмущение, за что и оттерпливались более других. По извещении о таких стычках рассказчиков возмущало не самое побоище, а то, что кровь умертвляемых возмутителей смешивалась с кровавыми потоками от приносимой ими жертвы. Самые известные передавались Иисусу не столько из желания выразить жалобы на кровавые распоряжения римского правителя, сколько из любопытства относительно Его взглядов на преступления, которые навлекали такую ужасную кару на умерщвляемых жсртвоприносителей.

В еврейской литературе книга Иова была вечным свидетельством таких легкомысленных выходок дружеской безжалостности: дух Елифаза, Софара и Волдада [459] не вымер, как Спаситель ни старался воздержать его, как ни упрекал в нем народ при каждом подобном случае. Думаете ли вы, говорил Он им, что сии галилеяне были грешнее всех галилеян, что так пострадали? Нет, говорю вам; но если не покаетесь, все также погибнете. А затем, вспоминая, вероятно, про недавний несчастный случай внезапной смерти, Он прибавил: или думаете ли, что те осьмнадцать человек, на которых упала башня Силоамская и побила их, виновнее были всех живущих в Иерусалиме? Нет, говорю вам; но если не покаетесь, все также погибнете. Само собою разумеется, что Христос во многих поучениях хотел указать, что каждое обстоятельство в жизни человека и каждое над ним насилие не есть результат пустого случая или прямого наказания, но входят в великие предначертания Провидения, из которых дозволяется человеку вывести общий закон, что так называемые случаи в жизни могут встретиться со всяким и всякий в свое время получит воздаяние по делам его. Слова Его исполнились буквально.

Многие из Его слушателей, без сомнения, дожили до того, что пришлось припомнить и вразуметь все их значение, когда оружие императора Тита беспощадно сокрушило евреев и последние защитники Иерусалима, обагрив его улицы своею кровью, раздавлены были среди пылающих развалин храма, который не мог сохранить им даже их жизни.

Мрачны были данные Иисусом предвестия, но Он не ограничился предостережениями, а подал и приятную надежду. Владелец неплодной смоковины распорядился срубить ее, но она нашла себе заступника. Пусть топор будет занесен, но если дерево вследствие заботливого ухода принесет плод, то самый топор остановится и грозный удар замрет в воздухе.

Как ни кратковременно было Его пребывание у себя в старом доме, но враги с радостью желали бы сделать еще короче. Им было страшно и тягостно Его присутствие, хотя и не осмеливались открыто заявлять свои чувствования. Фарисеи приходили однако к Иисусу и, как бы заботясь о Его безопасности, сказали: удались отсюда, ибо Ирод хочет убить Тебя.

Если бы Иисус поддался страху и поспешил удалиться, вследствие опасности, которая, может быть, существовала единственно только в воображении врагов, хотя точно так же могла быть и действительною, то фарисеи были бы очень рады и этой победе. Но ответ Иисуса был совершенно покоен: подите, скажите этой лисице: се, изгоняю бесов, и совершаю исцеление сегодня и завтра, и в третий день кончу. Затем, с уверенностью в полной своей безопасности, но не без примеси грусти, Он прибавил: а впрочем Мне должно ходить сегодня, завтра и в последующий день, потому что не бывает, чтобы пророк погиб вне Иерусалима.

Вероятно, этот печальный перелом подавленных Им чувствований вызвал торжественное обращение к падшему городу, обращение, подобное тому, которое Он высказал, когда плакал на вершине масличной горы. Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! сколько раз хотел Я собрать чад твоих, как птица птенцов своих под крылья, и вы не захотели. Се, оставляется вам дом ваш пуст. Сказываю же вам, что вы не увидите Меня, пока не придет время, когда скажете: благословен грядый во имя Господне.

Нехитрая выдумка фарисеев неудалась окончательно. Действительно ли Ирод имел намерение видеть Иисуса и предать Его смерти, как умертвил родственника Его Иоанна, или все эти разговоры были чистою выдумкою, но Иисус глядел на них с полным пренебрежением. Каковы бы ни были замыслы Ирода, Иисус сам имел намерение ограничить свое пребывание в Галилее известным временем и удалиться оттуда, однако же не прежде, как совершит задуманное. У Него оставалось два или три дня, в которые Ему хотелось совершить дела милосердия для всех ищущих Его, а после этого небольшого промежутка настанет время, когда приблизятся дни взятия Его от мира, когда Он должен будет отвернуться от дома своей юности и обратить лице свое, чтобы идти в Иерусалим [460] . На требование коварного покровителя, на которого они были сами похожи, пришлось ответствовать ему, что Иисус находился под непреодолимым покровительством, против которого не могут устоять ни их хитрость, ни их жестокость. Павел Тарейский [461] пишет об Архелае, что это был ничтожнейший из людей, каких только видел свет, придворный первой империи. Он был развращен влиянием римского двора и покровительствовал гнуснейшим порокам гнуснейших людей в самый гнуснейший период всемирной истории. Ирод Антипа был не лучше его и достоин тех слов неумолимого презрения, с которыми отнесся о нем Спаситель. Из Евангелия мы не видим, чтобы Он когда-либо произносил слова такого глубокого презрения. Но как же и не высказать их? Ни одна возвышенная душа не может быть совершенно свободна от этого чувства. Справедливый гнев нравственного негодования, справедливое презрение не могут быть лишены окончательно места в сердце человеческом, как необходимые функции в экономии внутренних движений человека, причем сила этих чувств зависит от предметов, которые их возбуждают. Но если существовал на свете какой- либо человек вполне достойный презрения, то больше всех их Антипа, этот жалкий, клятвопреступный властелин, обманщик в отношении религиозном, обманщик народа, обманщик друзей, обманщик братьев, обманщик жены, человек, которому Иисус дал прозвание «лисицы». Нечеловеческие пороки, которым предавались римские кесари, разврат, жестокость, необузданная дерзость, разорительная расточительность, все это, хотя и в бледном отражении, виделось в этих маленьких провинциальных неронах и Калигулах, этих местных тиранах, полуидумеянах, полусамарянах, которые рабски подражали гнуснейшим порокам империализма. Иудея стонала под отвратительно мелким деспотизмом этих шакалов — Иродов, которые пресмыкались у ног кесарских львов.