Шрифт:
Было что-то нелепое, чудовищное и даже оскорбительное в том, что Мажаровг пренебрегая совестью и честью, вызвался поехать добровольно именно в тот район, где жила и работала она.
На площадке между этажами Ксения остановилась. В высокое решетчатое окно, как сквозь соты, светило обманное осеннее солнце, плавилось, слепило глаза. Где-то чуть слышно журчало радио, строчила, не переставая, машинистка, шаркали сапоги, хлопали двери.
И вдруг Ксения обмерла: по лестнице, держа под мышкой желтую кожаную папку, спускался Иннокентий.
— Ты? — удивился он, и глаза его вспыхнули изнутри мягким, обволакивающим светом.— Ты почему здесь стоишь? Ждешь кого-нибудь?
— Нет, просто так...
— Да что с тобой? На тебе лица нет! — В голосе Иннокентия послышалась неподдельная тревога.— Случилось что-нибудь?
Ксения не хотела бы говорить ему неправду, но и сказать правду тоже казалось невозможным.
— Я попала тут в одну неприятную и склочную историю...— удрученно ответила она.
Он взял ее вздрагивающую руку, ласково заглянул в глаза, улыбнулся.
— Да перестань ты меня пугать! В чем дело?
Анохину передавалось ее волнение, а Ксения становилась все спокойнее и ровнее. Она уже могла говорить, открыто глядя ему в глаза.
— Я только сейчас от Сергея Яковлевича... Понимаешь, вчера в колхозе произошла скандальная сцена...
— Постой!—остановил ее Анохин.— Так я ничего не пойму. Давай зайдем куда-нибудь, и ты расскажешь обо всем по порядку.
Он взбежал наверх и стремительно пошел по коридору, заглядывая то в одну, то в другую комнату.
«Я веду себя как девчонка! — подумала Ксения, следя за лишенными всякой суетливости движениями Иннокентия, радуясь его энергичности, собранности.—И чего я ударилась в панику? Рядом со мной такой умный, хороший человек, а я мучаюсь тем, что сюда приедет какой-то тип, способный на жестокость и подлость! Какое мне до него дело? Хочет работать здесь — пускай работает, мне совершенно это безразлично. Если уж на то пошло, пусть лучше он тревожится, что может встретить меня тут!»
Дойдя до конца коридора, Анохин помахал ей рукой, и Ксения рванулась к нему. Никогда еще она не испытывала такой нежной признательности и благодарности к этому человеку, готовому ради нее бросить все дела и прийти на помощь.
В комнате никого не было, и, как только дверь захлопнулась за ними, Иннокентий обнял и привлек Ксению к себе.
— Ты с ума сошел, Кеша!.. Сюда же могут войти!.. Погоди!
Она отстраняла лицо, но он крепко держал ее и целовал — в шею, в щеку, в ухо. После молчаливого сопротивления Ксения покорилась, хотя ей стало как-то не по себе от этих жадных воровских поцелуев в неприютной прокуренной комнате, тесно заставленной голыми канцелярскими столами. Ей никогда не приходилось видеть Иннокентия таким возбужденным и одновременно жалким, лицо его налилось кровью, глаза смотрели на нее с просящей нежностью, и, ощущая тепло его торопливых губ, она не испытывала никакого волнения, словно целовали не ее, а кого-то другого, а она только равнодушно наблюдала со
стороны.Видимо угадав ее состояние, Иннокентий наконец отпустил ее, и Ксения, поправляя растрепанные волосы, отошла к окну. Она слышала за спиной прерывистое дыхание Анохина и ждала, когда он заговорит, начать говорить первой ей почему-то было стыдно... Иннокентий остановился рядом и как ни в чем не бывало спросил:
— Так что же все-таки стряслось?
Она облегченно вздохнула и обернулась. Перед ней стоял прежний Иннокентий, каким он ей нравился,— спокойный, вдумчивый и серьезный.
Перескакивая с одного на другое, Ксения сбивчиво, словно все время опасаясь проговориться о том главном, что вывело ее из себя, рассказала Анохину о встрече с Пробатовым.
— Ну что ж, пока я не вижу, с чего ты всполошилась,— сказал он, когда Ксения замолчала.— В колхозе все обойдется — первый раз, что ли? Вот разве твой отец выкинет какой-нибудь номер. Но и здесь я сомневаюсь... Да и на худой конец — почему ты должна за всех отвечать?
Он нашарил в кармане портсигар, взял папиросу, подержал в пальцах спичку, следя, как быстро пожирает ее жидкий огонек, неторопливо закурил.
— Вчера в райком заезжал Пробатов и разговаривал с нами до глубокой ночи... А сегодня,— Иннокентий немного помедлил, будто раздумывая,— а сегодня я говорил с Коровиным... Вероятно, его скоро изберут первым, не делают этого пока потому, что щадят больного старика... В общем, Коробин намекнул мне, что в случае перемен он хотел бы видеть меня уже не заведующим
отделом.
— Да? — Ксения, не выдержав, вскинула ему руки на плечи.— Я ужасно рада за тебя, Кеша! Кто-кто, а ты-то имеешь право на выдвижение, у тебя для этого есть все — и опыт, и большие способности. Тебя все уважают и любят. Тебя, конечно, должны были заметить раньше, но ты и сейчас свое возьмешь — я в тебя очень верю.