— Хорошо, соедините меня с его графством.

После чего она беседовала по очереди (насколько ей удалось потом вспомнить) с американцем из Огайо, агентом кливлендской фирмы «Эглантин, Кац и Коминский», который приехал в Англию купить партию брюк и, судя по всему, не имел ни малейшего отношения к королевскому дому Словарии; с англичанкой, по-видимому, стенографисткой секретаря таинственного конюшего; с секретарем конюшего; с возмущенным англичанином, который негодующе заверил ее, что он вовсе не словарский конюший, а, совсем наоборот, владелец кофейных плантаций в Британской Гвиане; с графом Элопатаком и наконец со смуглым и бородатым голосом, который, по его собственному признанию, принадлежал секретарю королевы Сидонии.

Но секретарь, видимо, не любил разговаривать по телефону. Судя по доносившимся по проводу звукам, он все время порывался повесить трубку, и Бесси удавалось помешать ему только с помощью непрерывных восклицаний вроде: «Нет, вы уясните себе!» и «Это чрезвычайно важно!»

Бесси все же успела осведомиться, получила ли ее величество письмо от миссис Т. Бенескотен Тейт, проживающей постоянно в Калифорнии, матери знаменитого…

Да, такое письмо, кажется, было получено, но, разумеется, письма от незнакомых людей не рассматриваются.

Ну, в таком, случае она согласна обсудить это дело по телефону.

Какое дело? Слава богу, нет никаких дел, подлежащих обсуждению.

А они спросили его юное величество, не хочет ли он познакомиться со знаменитым маль…

Его величеству не угодно ни с кем знакомиться, и право же, быть может, мадам будет так любезна… его ждут неотложные дела и… щелк!

На этот раз Бесси высказала свое мнение в более приглушенных тонах: «Но я им еще покажу! У меня есть Идея!»

Когда миссис Т. Бенескотен Гейт осеняла Идея, Голливуд настораживал уши и нервно вздрагивал, но серый хаос города за окнами отеля «Пикардия» остался до странности невозмутимым.

«Конечно, чего еще и ждать от этих ее наемников — конюших или как они еще там себя обзывают, но голову даю на отсечение, у самой Сидонии только слюнки потекут, если предложить ей первоклассную рекламу! Значит, надо добраться до нее и все ей объяснить, — рассуждала Бесси. — И мы так мило поболтаем про наших мальчиков. Ну, за работу, надо как-то прорваться мимо этих цепных собак!»

Она решительным шагом направилась в спальню Терри, изгнала Рыжика, заперла Джозефуса, маргетского водоплава, в комнате Хамберстоуна, и голосом, исполненным столь неизъяснимой материнской нежности, что Терри с опаской на нее покосился, проворковала:

— А теперь, сынуленька, надень фаунтлероевскни костюмчик. Мы идем в гости к королеве Сидонии!

Глубочайшая, черная, бешеная ненависть, которую Терри питал к костюму для игры в поло, показалась бы пылкой любовью в сравнении с чувством, которое вызывал в нем костюм маленького лорда Фаунтлероя — бархатная курточка, бархатные штанишки, лакированные туфли с пряжкой и кружевной воротник. Он возражал. Он вопил, и Джозефус сочувственно скулил за дверью, а потом принялся яростно грызть респектабельные шлепанцы Хамберстоуна.

Голосом, заметно утратившим нежность, Бесси рявкнула:

— Ну, хватит ломаться! Господи боже ты мой! Я совсем извелась, стараясь обеспечить тебе карьеру. Я работаю рук не покладая, лишь бы ты познакомился с настоящим бонтоном, королями и королевами, а не якшался больше с этими голливудскими босяками, а ты вдруг слушаться не желаешь! Вот что, Терри Тейт, я тебя давно уже не наказывала, но если ты сейчас же не наденешь свой хорошенький фаунтлероевскнй костюмчик и не будешь вести себя прилично и по-джентльменски, я тебе все волосья повыдеру! Понял?

На примере мистера Зайца Бенескотена Тейта Терри не раз убеждался в редком умении своей матери драть волосья, и поэтому, горько всхлипывая, он сиял обыкновенный, удобный шерстяной костюм и начал натягивать мерзостную смесь из кружев и черного бархата.

По коридору пятого этажа отеля «Пикардия», готовясь познакомиться с королевой — готовясь познакомиться с первой женщиной, которая могла оказаться ей ровней, — шествовала миссис Т. Бенескотен Тейт.

Прожив в Лондоне неделю, Бесси уже усвоила, что истинно утонченные космополиты называют машины «автомобилями», подземку — «метро», дежурных гостиничных клерков — «портье», пятьдесят центов — «двумя шиллингами», а главное, обязательно называют подъемник «лифтом». И вот они направились не к какому — нибудь простонародному и некультурному подъемнику, а к экзотическому лифту, и не кому-нибудь, а лифтеру Бесси чарующе прожурчала лишь с самым легким меканиквиллски-французским акцентом:

— Мы выйдем на катрием этаж — о, пардон, я хотела сказать, на четвертом этаже.

— Простите, сударыня, но весь этот этаж снят. Мне не разрешается останавливаться там.

— Да неужто, по-вашему, я не знаю, что его сняла словарская королевская семья? Я к ним и еду.

Лифтер давно уже остановил лифт (он же подъемник, он же ascenseur) [22] чуть ниже четвертого этажа. Теперь он сказал уныло:

— Простите, сударыня, но мне не разрешено никого высаживать на четвертом этаже, если только я не знаю их в лицо или их не сопровождает кто-нибудь из свиты.