— Устроитесь на полу, — буркнул он. — А собаку — вон! Пусть ночует во дворе.

Терри хотел было возмутиться, но… они ведь были бесприютными беглецами, за которыми охотились все полицейские силы Англии. А какое наказание полагается за похищение короля? Виселица или пожизненное заключение? Он вздохнул и уныло поник, испуганный маленький мальчик.

Рыжик, несколько ободрившийся после того, как любящий дядя пустил его в свой дом, весело скомандовал:

— Носов не вешать! Пошли ужинать. 1 ут на углу есть мировая обжорка.

Он с вызывающим видом зашагал впереди своих сообщников. За его спиной Герри шепнул Максу:

— Я не верю, что его дядя Генри был глубоководным водолазом!

— Конечно. А я не верю, что он был сержантом в болгарской армии, разве что рядовым, — подхватил Макс.

— И авиатором не был!

— И по Африке не путешествовал!

Рыжик притворялся, будто нисколько не скорбит об утрате дяди Генри, чьи подвиги одни только и позволяли ему блистать в обществе королей. Со всей возможной развязностью он потащил их в лавочку, где торговали жареной рыбой, заявив:

— Вам, конечно, пирожное-морожное подавай, аристократам! Только такой копченой селедки вы во всем Лондоне не найдете.

И на протяжении всего ужина он противоречил им на каждом слове и безжалостно высмеивал их ужасающее невежество в таких фундаментальных вопросах культуры, как положение мидлсекской крикетной команды в таблице розыгрыша и карьера прославленного боксера полусреднего веса мистера Джема Блери. В результате Макс и Герри превратились в образчики утонченнейшей благовоспитанности. Они были тошнотворно вежливы. Их молчание оглушительно кричало о том, что они считают его вульгарным выскочкой.

Когда они с большой неохотой вернулись в особняк дяди Генри, их радушный хозяин уже восседал на единственном стуле и читал газету, а его башмаки покоились на единственной кровати. Посмотрел он на них довольно свирепо, однако пиво, в которое он успел вложить их три шиллинга, смягчило его не слишком человеколюбивое сердце, и он снизошел до беседы с Рыжиком:

— Хорошенькие дела творятся в твоем отеле! Король пропал, а с ним и актер-янки. Н-да!

Надо сказать, что за всю свою долгую тяжкую жизнь Рыжик так ни разу и не сумел внушить дяде уважение к себе. И вот ему вдруг представилась возможность потрясти своего сиятельного родственника.

— А ты не заметил, кто с ними третьим пропал? — насмешливо спросил он.

— Третьим? Да нет. Я же не дочитал.

Рыжик, не обращая внимания на Макса и Терри, которые делали ему страшные глаза, надменным перстом ткнул в абзац, и дядя Генри прочел по слогам:

— «По-до-зре-ва-ет-ся, что с ними был рас-сыль-ный Альф Бан-док, ко-то-рый…» — И он в ужасе подскочил на стуле. — Бандок? Так это, значит, ты, стервец недорезанный?

Рыжик засмеялся смехом злодейки, которая покидает сцену, привязав героиню к циркулярной пиле.

Дядя Генри «взглянул на Макса с Терри, поражен внезапной мыслью, молча на холме» [27] на Литл-Вест-Полтри-стрит, Лондон, Англия.

Он ткнул дрожащим пальцем в Терри.

— Эй ты! Скажи что-нибудь!

— Чего вам надо? — огрызнулся Терри.

— Лопни мои глаза! И верно! — взвыл дядя Генри. — Ты американец или еще какой-то чертов иностранец! А ну, убирайтесь отсюда все трое! Я тут ни при чем! Полицию на меня натравливать? Пошли вон все, короли вы тут или не короли!

Дядя Генри выпучил глаза и злобно махал руками, совсем обезумев от страха. Он погнал их по лестнице во двор (когда Терри задержался, чтобы свистнуть Джозефуса, старик чуть не набросился на них с кулаками), а оттуда через прачечную на улицу. Они услышали, как захлопнулась дверь и скрипнул засов.

— Дядя Генри всегда не любил полицию, — задумчиво произнес Рыжик. — Ну да ничего, я отыщу вам хорошую кучу сена на складе.

И вот трое мальчиков зарылись в кучу волглого гниловатого сена среди пахучих ящиков и бутылей с кислотой, на задворках между складом и путями, по которым всю ночь грохотали товарные поезда. Дрожа, они прижались друг к другу, поплакали и крепко уснули.

Бесси Тейт и королева Сидония до вечера рыскали по городу, заглядывая во все уголки, куда могли забрести в поисках приключений их мальчики. Они настолько забыли разницу в своем общественном положении, что обменялись множеством анекдотов о восхитительных проказах своих сыновей — «только я отвернулась, а он уже высыпал на свою овсянку всю сахарницу!» — и во время грустного чаепития в будуаре королевы Бесси даже сообщила, а Сидония с благодарностью записала соблазнительнейший рецепт ветчины по-виргински, запеченной с персиками.