— Спасибо, отец.

— Пожалуйста, — энергично кивал Артемов. — Я хочу, чтобы твоя карьера состоялась.

— А как я хочу! Какой потрясающий будет видеоряд!

— Тогда не спеши, — предупредил отец. — Эксперимент должен быть чистым.

Наконец наступил тот день, когда они сели перед экраном, чтобы посмотреть пленку.

Они молчали, увидев на экране себя. Два обычных мужика, один постарше и пониже, другой помоложе и повыше, с не слишком свежими лицами, каких в электричках тучи. Один — с баяном, лямки которого трачены молью, другой с круглым, слегка облезлым, жостовским подносом в руке. Встали возле двери и без всякого объявления запели. Они выбрали старую песню. Александр Павлович слышал ее через стенку в детстве. Она ему понравилась твердостью обещания — любые желания исполнятся. Только надо поверить. Эта песня здорово примирила его с жизнью. Он точно знал, что будет, будет у него радиола «Эстония». И она у него есть!

Камера прошлась по лицам пассажиров электрички. Они были разные. Кто-то отвернулся и смотрел в окно, кто-то тупо грыз семечки, но косил глазом на них, делая вид, что не слушает.

— Посмотри! — Игорь дернул отца за рукав. — Ты заметил ее?

— Ее? Кого? — спросил отец.

— Девушку в зеленой ветровке. У нее такое лицо…

Александр Павлович остановил пленку, потом перемотал в обратную сторону.

— Покажи, — попросил он сына.

— Вот! Стоп!

Саша остановил.

— Ты видишь?

— Вижу. Она как будто… сочувствует… Нам?

— А мне кажется, она что-то услышала в наших словах. Как будто долго-долго ждала их, что ли. Кстати, ты ее заметил, когда мы пели? — спросил Игорь.

— Нет, — усмехнулся отец. — Если честно, я заметил других.

— Я тоже. Ты очень, между прочим, хорошо сделал, что подстраховался. Что наши люди нас охраняли.

— Не мог же я оставить нас с тобой только под вагонной крышей. — Саша засмеялся над собственным каламбуром. — У нас отняли бы не только то, что нам подали в вагоне…

— Пожалуй, — согласился сын.

— Смотри, а она ничего. Пшеничный хвост, круглое лицо. Не красавица, но приятная.

— Кажется, это она дала мне пять рублей, — сощурился Игорь, словно силясь снова рассмотреть пассажиров в том вагоне электрички.

Вглядываясь в лицо молодой женщины, Саша заметил:

— По-моему, она не из тех, кто подает.

— Что значит — подает? — дернул шеей Игорь. — Мы не просили милостыни, мы работали. — Вот бы узнать, какие именно слова ей легли на душу, — сказал он.

— Об этом можно только гадать.

— Как же, — фыркнул Игорь, — угадаешь.

— А что… мы можем вычислить, если тебе не нравится слово гадать. Посуди сам, камера включилась, когда мы вошли в вагон. Я развел меха, мы с тобой запели…

Игорь догадался, куда клонит отец. Действительно, они могут вычислить по времени, когда у этой женщины лицо стало таким. При каких именно словах.

Телефонный звонок заставил поморщиться обоих. Александр Павлович нажал «стоп», картинка замерла. Женщина в зеленой ветровке продолжала понимающе улыбаться с экрана.

— Да, да, — говорил Игорь. — Смонтирую. Очень быстро. Отличная пленка. Картинки просто шикарные. — Он положил трубку.

— Вот бы она удивилась, если бы увидела себя, — усмехнулся Александр Павлович.

— Если бы прокатать на большом экране…

— Конечно… В электричке полно приезжих, — согласился отец. — Может быть, и она тоже.

…Теперь они подъезжали к предпоследнему светофору. Саша чувствовал, как напрягаются мышцы, как не хватает дыхания. Он знал за собой такое — напряжение всегда мешало дышать.

Так что же произошло дальше? Дальше сама Надя подъехала к его дачному дому, и он увидел в этом знак. Знак удачи. Для Игоря. И для себя. Он не думал о том, что это такое для нее. Потому что она была лишь тем инструментом, который поможет им с сыном довести передачу до совершенства. Выделиться из своей толпы. Что ж, сама мысль, которая пришла в голову сыну — показать людям, как влияют на них слова песни, — оригинальна. Но то, что Надя рассказала ему — о двух строчках, которые стали для нее соломинкой, выдернувшей ее из бездны отчаяния, — это такая фишка, которой еще не было ни у кого. А дальше — больше.

Вот уж точно: когда везет, то везет во всем и без перерыва.

Ему вообще везет в этом году. Мог ли он предположить, что на исходе минувшей московской весны к нему подойдет коллега и спросит:

— Я слышал, ты стоишь на горных лыжах.

— И даже катаюсь, — кивнул Саша.

— Отлично. Рекламному агентству нужен журналист, который катается на горных лыжах так же хорошо, как напишет об этом.

— Так это я. Ты не ошибся, — ухмыльнулся Артемов.