– Бабушка…

– Ну, все, все. – Баба Риша притянула внучку к себе, поцеловала в макушку. – Нашлось солнышко наше. А я-то перепугалась! Пашка уже несколько раз в Кременки ездил, с ребятами весь лес облазил. Нет тебя – и все. – На глазах у бабушки появились слезы. – Ну, ладно, давай умываться. Поешь и спать ложись. Я тебе здесь постелю, а то еще заразишься от Катьки. А этому паразиту я покажу! Он у меня узнает кузькину мать!

Возбуждение от возвращения, оттого, что все позади, улетучилось. Ира еле доползла до умывальника, соскребла грязь с ладоней и коленок, оттерла щеки. Она уже спала, а бабушка все смазывала ей ссадины и царапки зеленкой. За окном затарахтел Пашкин мотоцикл. Ира бессильно приоткрыла глаза, улыбаясь. Как же брату сейчас влетит, как же на него будет ругаться баба Риша.

Второй раз Ира проснулась, когда за окном было еще темно. Она повернулась на другой бок и поняла, что давно уже не спит, а вслушивается в скрип шагов и еле слышное позвякивание за дверью. На террасе и по коридору кто-то ходил с колокольчиком в руке. Неужели бабушка не закрыла входную дверь?

Совсем близко, за дверью, зашуршало, брякнула железка о железку. Ира села на диване. В слабом предутреннем свете все вокруг было серым и сонным. Ворочалась за стенкой Катька, похрапывала бабушка, сопел на печке Пашка. А в коридоре явно кто-то бродил. И даже не особо таился – звякал и бормотал.

Этого только не хватало! Воры! Да не один, а сразу двое.

Ира нащупала в углу бабушкину палку и распахнула дверь. Прямо перед ней стоял кто-то в черном. На звук открывающейся двери этот кто-то дернулся, что-то зазвенело, и темная тень юркнула по коридору к террасе. Ира пробежала за ним несколько шагов и, споткнувшись, упала. Чей-то голос… Мимо нее мягко проскочило что-то небольшое, цапнуло ее за руку и тоже исчезло на террасе. Тренькнули стекла, хлопнула дверь. На трясущихся ногах Ира дошла до выхода, подергала дверь. Она была закрыта, и даже «собачка», запирающая замок изнутри, была опущена.

Воры… призраки… инопланетяне… глюки… Последнее – вернее. Но рука болела. Сама поцарапалась, когда упала? Спросонья что-то привиделось?

Знакомый до последнего гвоздика дом вдруг стал чужим и неприветливым, и ей захотелось спрятаться от него, накрыться одеялом с головой.

Ира бросила палку, озираясь, вернулась в коридор, оттуда юркнула за дверь и плотно ее за собой прикрыла. Так лучше, так надежнее. Это там ходят, а здесь все свои…

– Не спится? – хрипло спросил свесившийся с печки Павел.

– С тобой поспишь, – зло ответила Ира, устраиваясь на пролежанном диване.

Проснуться она ухитрилась позже брата. Его уже не было на печке, когда она выбралась из постели. Тело ныло после вчерашних приключений, колени саднило.

Ира посмотрела на свои руки, где, вперемежку с зелеными пятнышками, виднелись три ярко-красных свежих рубца. Следы кошачьих когтей. Неужели она вчера кошку приняла за вора? А большой и черный – это кто был? И давно ли у нас кошки говорить научились? Уж она-то отличит кошачье мяуканье от человеческого голоса. Об этом срочно надо кому-то рассказать!

Катька лежала поперек их широкой кровати, скинув одеяло. На звук шагов она повернула голову.

– Катька, ты как?

– Ирка! Ты нашлась?

Катя потянулась к сестре. Как же за один день похудела ее рука! Ира с удивлением смотрела на Катю и не узнавала ее. Было такое ощущение, что младшая болеет не один день, а уже целый год. Осунулась, щеки ввалились, глаза очерчены темными кругами, руки стали белыми и как будто прозрачными. Казалось, что Катя не болела, а таяла, испарялась. Еще чуть-чуть, и она исчезнет совсем.

Ира замотала головой. Этого не может быть! Что это за неведомая болезнь творит такие безобразия?

– Я-то нашлась, а ты как? – проворчала она, усаживаясь на кровати.

– Ничего не болит, только сил совсем нет и температура почему-то держится, – прошептала Катя.

– Тебе, может, чего-нибудь принести? – нахмурилась Ира. – Хочешь морковки? Или чаю с сахаром?

– Посиди со мной. – Катя слабо шевельнула рукой. – Где ты была?

Ира поерзала, закутываясь в одеяло, набрала воздуху, чтобы начать рассказывать, – и замерла. А что она скажет? О мальчике с собакой, похожей на волка, о просеке, о добром Паше, оставившем ей платок, о Воронцовке? Об их ночных гостях? Какой смысл рассказывать, если Катька встать не может. Не в силах она пойти с сестрой и во всем разобраться.

Ира рассеянно посмотрела в окно. У крыльца стояла цыганка.

– Чего-то она стала у нашего дома ходить? – вместо рассказа пробормотала она.

– Она и вчера весь день под окнами торчала. – Катин голос стал бесцветным, слабым. – К ней даже баба Риша выходила.

– Чего хочет? – Ира привстала, чтобы лучше рассмотреть, что происходит на улице.

– Не знаю. – Катя медленно перевела взгляд на потолок и отрешенным голосом произнесла: – Мне кажется, что она специально меня заколдовала. Узнала, что это я ходила тогда за молоком, и теперь сживает со свету. Знаешь, – она привстала на локте, – Валя мне теперь по ночам снится. И комната та тоже снится. Я уже почти вижу, кто сидит за столом, но в последний момент просыпаюсь. Теперь вот и тебя кто-то по лесу водил. Это колдовство!