По словам Ронни, однажды вечером Сьюзен просто подошла к ее кровати, уселась на край и начала трепаться о своих опытах с наркотиками. Сьюзен сказала, что уже много раз “глотала кислоту” (принимала ЛСД), да и вообще перепробовала уже все, что только можно попробовать; ничего не осталось. Она достигла той ступени, когда уже ничто не могло бы шокировать ее.

Ронни отвечала, что и сама она не из пугливых. С семнадцати лет, когда она впервые попала в федеральную тюрьму за вымогательство, Ронни много чего повидала на своем веку.

“Спорим, я могу рассказать тебе кое-что, от чего ты действительно обалдеешь”, — предложила Сьюзен.

“Это вряд ли”, — ответила Ронни.

“Помнишь историю с Тейт?”

"Да".

“Я там была. Это мы сделали”.

“Да ну? Кто угодно может заявить то же самое”.

“Нет же! Послушай, что я тебе расскажу”, — и Сьюзен Аткинс выполнила обещание.

Сьюзен перескакивала с одной мысли на другую с такой скоростью, что Ронни часто запутывалась. Кроме того, память на детали — в особенности на имена, даты, названия улиц — у Ронни во многом уступала памяти Виржинии. Позже, например, она не сможет точно сказать, сколько же человек участвовало в преступлении, — один раз Сьюзен, кажется, сказала “пятеро” (она сама, еще две девушки, Чарли и парень, что оставался в машине), в другой раз их вроде бы было уже “четверо” (парень в машине даже не упоминался). Она знала, что девушка по имени Кэти вовлечена в убийство, но вот в какое — Хинмана, Тейт или Лабианка, — уверенно сказать не могла. Зато запомнила те детали, о которых Виржиния не слышала или о которых забыла. У Чарли был револьвер; у всех девушек были ножи. Чарли перерезал телефонные провода, застрелил парня в машине, затем разбудил мужчину на диване (Фрайковски), который, подняв лицо, увидел перед собой дуло револьвера.

Мольба Шарон Тейт и жестокий ответ Сьюзен оказались практически идентичны в обеих версиях — и у Ронни, и у Виржинии. Впрочем, описание самой гибели Шарон имело некоторые отличия. Насколько поняла Ронни, двое держали Шарон, когда, цитируя Сьюзен, “я принялась втыкать в нее нож.

Когда я ударила ее в первый раз, это было настолько прекрасное ощущение, и, когда она закричала на меня, во мне что-то перевернулось, по телу пробежала дрожь, и тогда я ударила ее снова”.

Ронни спросила куда. Сьюзен отвечала: в грудь, не в живот.

“Сколько раз?”

“Не помню. Я просто втыкала в нее нож, пока та не перестала кричать”.

Ронни была в некотором роде экспертом в этих делах, поскольку как-то раз ударила ножом бывшего мужа. “Это совсем как втыкать нож в подушку?”

“Угу, — ответила Сьюзен, обрадовавшись, что Ронни ее поняла. — Нож словно уходил в пустоту, в воздух”. Но само по себе убийство было чем-то другим. "Это как сексуальное удовлетворение, — сказала ей Сьюзен. — Особенно когда видишь, как брызжет кровь. Получше, чем оргазм”.

Припомнив просьбу Виржинии, Ронни спросила у Сьюзен о надписи “PIG”. Сьюзен сказала, что сама написала это на двери печатными буквами, сначала смочив полотенце в крови Шарон Тейт.

В какой-то момент беседы Сьюзен спросила: “Помнишь мужика, которого нашли с вилкой в животе? Мы написали там “восстань”, “смерть свиньям” и “Helter Skelter”, тоже кровью”.

“Опять ты со своими приятелями?” — переспросила Ронни.

“Нет, на сей раз только трое”.

“Все девушки?”

“Нет, две девушки и Чарли. Линды в тот раз не было”.

Сьюзен болтала о множестве предметов: о Мэнсоне (он одновременно и Иисус, и дьявол); о Helter Skelter(Ронни призналась, что не совсем поняла, но ей кажется, это значит: “чтобы жить, надо убивать”); о сексе (“весь мир — одно большое совокупление, все основано на принципе “туда-обратно”; он повсюду, что ни делай: кури, ешь или втыкай нож”); о том, как она будет строить из себя дурочку, чтобы обмануть психиатров (“Это совсем просто, надо всего-навсего вести себя естественно”, — советовала Сьюзен); о детях (Чарли помог ей при рождении ребенка, которого она назвала Зезозоз Задфрак Глютц; Сьюзен начала заниматься с ним фелляцией уже через пару месяцев после рождения); о байкерах (когда банды мотоциклистов перейдут на их сторону, “весь мир задрожит от страха”); об убийстве. Сьюзен обожала говорить об убийстве. “Чем больше этим занимаешься, тем больше это начинает нравиться”. Упоминание о насильственной смерти, казалось, возбуждает ее. Со смехом она рассказывала Ронни о каком-то человеке, которому “мы отрезали башку” — то ли в пустыне, то ли в одном из каньонов.

Она также сказала Ронни: “Есть уже одиннадцать убийств, которые им никогда не раскрыть”. И будет еще больше, гораздо больше. Хотя Чарли сидел сейчас в тюрьме в Инио, большинство членов “Семьи” все еще разгуливали на свободе.

Пока Сьюзен рассказывала, Ронни Ховард обнаружила, что еще все-таки есть вещи, которые способны потрясти ее. И одной из них было то, что эта маленькая девочка, которая в свои двадцать два года часто казалась куда более юной, возможно, действительносовершила все эти убийства. Другой вещью была убежденность Сьюзен, что это лишь начало, что убийств будет куда больше.

Ронни Ховард покажет позднее: “В прошлом я ни разу ни на кого не доносила, но с этим я просто не могла мириться. Я все раздумывала о том, что, если я ничего не скажу, всех их, наверное, отпустят. Они собирались навестить и другие дома, просто наугад. Я просто не могла представить, чтобы все эти невинные люди пострадали, чтобы они были убиты из-за меня. В конце концов, следующим домом мог стать мой собственный, или ваш, или чей угодно".

Ронни решила, что она “просто обязана рассказать об этом полицейским”.