Меж тем за окном погасал золотой вечер, солнце закатилось за ближние бугры и, охваченное пожаром вечерней зари, небо постепенно меркло. По станичной улице с мычаньем прошло стадо коров, до моего слуха донеслось щелканье пастушеского бича, за окошком на осокоре, жалобно попискивая, раскачивались две пичужечки, пролаял соседский пёс и опять стало невозмутимо тихо.

И вдруг откуда-то издалека родился и поплыл над станицей густой колеблющийся гул церковного колокола: благовестили к поздней вечерне. Мы вышли в горницу. Любопытство приковало меня к порогу: Варварушка сидела под оконцем, а рядом с ней, положив голову на её колени, полулежал молодец. Варварушка молча перебирала его густые волнистые пряди волос. В глазах казачки светилась нескрываемая радость.

Она улыбнулась мне и тихо обронила:

— Что, наигрался? Уходишь?

— Это кто же? — спросил я Митяшку, когда мы выбежали во двор.

— Кирик Леонидович — желанный Варварушки! — спокойно прошептал мальчуган. — Хороший человек! Страсть большой охотник, во всей станице не отыскать! А умник и забавник, не приведи бог! Учитель наш. Он зимой будет нас учить!

Странно! Митяшка о своей приёмной матери говорил, как о родной сестрице, называя её, как все, Варварушкой…

Жизнь в станице протекала однообразно. По хозяйству в куренях с утра до ночи хлопотали казачки, в поле работали наёмники — пришлые люди, а казаки, по выражению бабушки, «слонов гоняли», попросту говоря, бездельничали.

— Что такое казак? — рассуждал в моём присутствии дед. — Казак есть воин, слуга царю и отечеству! Нешто его дело кухаркой, альбо водовозом быть! Казак создан господом-богом для войны, а не для серпа и косы. Пикой во чистом полюшке поиграть, басурмана острой сабелькой встренуть, — вот оно наше казачье дело! Потом конь — друг боевой, лихой скакун, — вот истая заботушка казаку! Без него казак не казак, а так серая говядина!..

«Серой говядиной» казаки презрительно называли солдат-пехотинцев, считая себя умнее, грамотнее их. А на самом деле редкие казаки были грамотные, даже казак — торговец Потап Дубонов и тот не был грамотен. Озорной Кирик Леонидович — дружок Варварки, забирал у него в долг товары и по настоянию Дубонова выдал ему расписку, а в ней было написано:

Я бежал мимо лавки, когда торговец зазвал к себе и сунул мне в руку замусоленный леденец.

— На, похрусти на здоровьечко! Сказывают ты грамотей. Будь милостив, зачти мне расписочку!

Я зачитал вслух творение учителя. Вначале казак полуудивлённо-полуобиженно растянул рот до ушей, напоминая собою рыбу, выброшенную на горячий песок. Глаза его таращились, ощеренные по-щучьи зубы блестели среди рыжей бородищи. Но вдруг он хлопнул себя по коленкам, присел и залился весёлым смехом.

— Шельмец! Ах, шельмец, их благородие!

Учителя, из уважения к его учёности, он называл «их благородие».

— А всё-таки расчесться надо! — продолжал он гоготать на всю лавку. — Ах, шутник, их благородие!…

Отсмеявшись, он неожиданно уставился на меня рачьими глазами, покачал головой.

— Скажи на милость, сам мал, а башковитый! Вот те и Назар, голота, а внук грамотей. Ну, иди, иди, чернильная душа, гусиное перышко, чего стал тут, более леденцов не дам! — он бесцеремонно выпроводил меня из лавки.

Однако, он всюду таскал с собою расписочку и на досуге показывал казакам.

— А ну, зачтите, чего тут накарябано!

Купцу было лестно, что учитель посвятил ему «свою письменность».

Этот же Дубонов о станичниках говорил так:

— Что такое ренбурхский казак? Это чисто православный человек! Столб веры христианской и опора купечеству!

Оренбургские казаки, в отличие от донских, терских, кубанских и даже сибирских казаков, не представляли из себя племенной цельности. Это была смесь самых разнообразных выходцев из России и из азиатских степей. Тут слились воедино: и донские казаки, и беглые от царских утеснений кержаки, и солдаты петровских времён, и калмыки, и башкиры, и мещеряки, и украинцы. В оренбургском казаке всё смешалось, боевые походы создали тип выносливого крепкого воина, по внешнему виду зачастую с угловатыми выпуклостями лица, нередко с косыми разрезами глаз и почти всегда с грубоватым и жёстким выражением степного воина.

В своё время, эти войска долгие годы сдерживали нашествия азиатских кочевников на Русь и постепенно из поколения в поколение оттесняли их в глубь степей, приведя под конец их под высокую руку Российского государства. За свою полную тревог службу они получали от правительства в собственность земли, отнятые от коренных степняков. В 1755 году в царствование Елизаветы Петровны за оренбургскими казаками было закреплено двенадцать миллионов десятин земли, раскинутой на обширном пространстве между степными реками: Уралом, Уем, Тоболом, Увелькой, Иргизом. За все льготы, земли и награды, казаки должны были поставлять конное вооружённое войско. В мирное время оренбургское казачество выставляло шесть полков, а в военное — восемнадцать во главе со своими офицерами, подготовленными в особом казачьем училище в Оренбурге. Давно отгремели битвы на востоке, и степи успокоились, но оренбургское казачество продолжало нести службу внутри империи, являясь опорой трону.