Сорокин слышал это, слышал ответный шелест трибун, и он старался изо всех сил. Он не смотрел по сторонам, у него был только один противник — время, и он его победит!

Прощен круг. Ещё круг. Сорокин вошёл в последний вираж. Он уже видел как судьи, суетясь, натягивали ленточку между финишных стоек, как ступенчатая вышка забелела от усевшихся на свои места секундометристов. И вдруг до его ушей долетел всё нарастающий удивленный гул трибун. И он скорее ощутил, чем понял, что над ним нависла опасность. Сорокин знал, что идущий на скорость, тем более финиширующий спортсмен, не должен оборачиваться, но предчувствие чего-то неотвратимого и страшного, надвигающегося сзади, заставило его повернуть голову.

Сзади, в нескольких шагах был Жарков.

Заметив полный изумления и страха взгляд друга, Жарков с двумя паузами, заполненными жадными вдохами и непрекращающейся работой рук и ног, торжествующе прохрипел ответ, который нёс больше четырёх кругов:

— Ничего… как-нибудь… доковыляю!

Сорокин не выдержал и… побежал.

Отдышавшись немного и переодевшись, Жарков стал искать Сорокина. Он нашёл его на трибуне. Тот смотрел начавшийся футбольный матч и по временам скептически хмыкал.

— Да… — протянул неопределённо Жарков, опускаясь рядом с ним на скамейку.

Сорокин сделал вид, что ничего не слышал. Он вытянул вперед шею, и лицо его приняло типичное глуповатое выражение болельщика, невидящего ничего, кроме снующего по полю мяча.

— Да… — снова сконфуженно пробасил Жарков, — ты уж, брат, извини, что так вышло… как ни говори, спорт — есть спорт.

Сорокин нервно сунул руку в карман и вытащил портсигар, раскрыл его и сразу же с отвращением захлопнул.

Портсигар был наполнен леденцами. Это было сделано всего несколько дней назад по совету Жаркова, уговорившего его бросить курить.

Жарков не выдержал и улыбнулся.

— Закурим что ли, — сказал он, подвигаясь ближе.

Сорокин вздохнул, снова открыл портсигар, вынул две конфетки и положил одну на широкую, как блюдечко, ладонь друга, а другую себе на язык. Леденец был горький.

Тут было над чем призадуматься…

Выступая накануне в тройном прыжке, лучший прыгун «Спартака» Сергей Сучков растянул связки. А впереди был ещё прыжок в высоту. От него зависела судьба победы. Но тренер «Спартака» шутник Вано Погасян не унывал. Он попросил судейскую коллегию записать на прыжок в высоту младшего брата Сергея, приехавшего вместе с командой на спартакиаду.

Представитель команды «Динамо» не возражал. Ведь у динамовцев был в запасе Максимов — Мак, как сокращённо звали его друзья и болельщики — изумительный атлет прыгающий выше своего роста. Выйдя из судейской комнаты в отличном расположении духа, Вано догнал Максимова, направляющегося к сектору для прыжков, где начиналось соревнование.

— Ну как дела, Мак? — крикнул он ему. — Нормально? А ведь сегодня вас ждёт сюрприз.

— Скажите пожалуйста… — насмешливо протянул Мак.

— Да, да, будьте покойны — братишка Сергея доставит вам кучу неприятностей.

— Ай-я-я-й, прыгун значит?

— Не то, чтобы уж в полном смысле, но вроде. В общем — увидите.

Хлопнув Мака по плечу, Вано легко перепрыгнул барьер и направился к своей команде.

Мак весело расхохотался ему вслед и усевшись на траву, стал переобуваться.

Мак, как и все, прекрасно помнил прошлогодний сюрприз Погасяна. Вано привёз на спартакиаду девушку, которую он втихомолку тренировал и та метнула копьё далеко за флаг, обозначающий областной рекорд. Но Мак не подал вида, что сообщение тренера «Спартака» задело его за живое, ибо он был не только выдающийся спортсмен, но и талантливый актёр. Почему-то все его выступления сопровождались таким успехом, которому мог бы позавидовать не один великий артист.

Когда он появлялся на стадионе, его статная широкоплечая фигура в небрежно одетом тренировочном голубом костюме привлекала всеобщее внимание.

Все легкоатлеты незадолго перед соревнованием проделывают специальные гимнастические упражнения и лёгкую пробежку, чтобы подготовить связки и сердце в предстоящему напряжению. Но Мак проделывал такую диковинную «разминку», что, глядя на него, можно было подумать, что он пытается разорвать себя пополам и далеко отбросить от себя свои руки и ноги. Закончив гимнастику, Мак танцующей рысцой пробегал мимо трибун, улыбками и кивками отвечая на приветствия бесчисленных знакомых. Подойдя к сектору для прыжков, он с таким видом опускался на траву, как будто бы цветущие, как огромная клумба, трибуны, белоснежные фигуры судей на зелёном ковре стадиона, мелькание пёстрых маек спортсменов, вызывали у него смертельную скуку.

Этим временем судьи устанавливали лёгкую трёхгранную рейку между двух сторон и объявляли начальную высоту.

Каждый участник имел право на три прыжка. Те же, кто в эти три попытки не перепрыгивали через рейку, выбывали из соревнования. Рейка поднималась на 5 сантиметров выше и соревнование продолжалось. По правилам каждый спортсмен имел также право начинать прыжки с любой высоты. И Мак пользовался этим правом как истинный артист. Мак знал себе цену.

На каждый очередной вызов прыгать, он небрежно бросал — «пропускаю». И чем выше поднималась планка и меньше оставалось участников, тем удивлённей становились лица судей и одобрительный гул трибун.