Шрифт:
11.5.84, от Н. С. Сухоцкой:
«Милые Алеша и Таня, давно не писала вам, очень замоталась с Фаиной. Она выписалась 2 1/2 недели назад…
Фаине лучше, стала хорошо есть и немного при поддержке ходить. Здоровье ее медленно, но улучшается…»
14.05.84, (последнее письмо Фаины Георгиевны):
«Мой родной мальчик, наконец-то собралась писать тебе, с моей к тебе нежной и крепкой любовью. Мне долго нездоровилось, но сейчас со здоровьем стало лучше. Очень по тебе тоскую, мечтаю скорей увидеть и обнять тебя, мой дорогой мальчик. Крепко и нежно обнимаю тебя и Танечку, Нина Станиславовна сейчас у меня, просит передать тебе и Танечке нежный привет. Обнимаю. Твоя Фуфа».
Марина Неелова вспоминала:
«На днях звонок: „Можете навестить ее в четверг…“ Ей ничего нельзя — диабет. Еду на рынок, покупаю малину, яблоки, абрикосы, апельсины и ромашки — почему-то сегодня хотелось не розы, а ромашки — что-то простое. Еду страшась: вдруг сегодня действительно не узнает, вдруг нельзя будет видеть — устает очень быстро.
Вхожу в палату. Справа — Фаина Георгиевна.
— А это Мариночка, Неёлочка… Вы знаете, ведь был такой момент, когда могли работать вместе… Вы меня вспоминаете?
— Нет, Фаина Георгиевна, помню всегда.
Пожатие, как ни странно в таком состоянии и положении, крепкое. Стою, глажу ее руку, а другая в рукопожатии неотпускаемом. Иногда в середине фразы будто впадает в забытье, кажется, что, устав, заснула, но вдруг — сразу, без „просыпания“ — продолжает разговор.
— Что у вас в театре?
— „Вирджиния Вульф“.
— Как хорошо, что где-то репетируются хорошие пьесы… Деточка, почему вы все время стоите на ногах, вы же устанете, сядьте. — Но руку не отпускает.
— Нет, спасибо, мне и так хорошо.
Собирается консилиум, решают делать операцию. Оторвался тромб. Фаина Георгиевна: „Нет, не хочу“.
— Это чтобы вы быстрее встали на ноги и не хромали.
— А вы что, думаете, я собираюсь играть „Даму с камелиями“? Нет, не собираюсь… Я вас, деточка, люблю, вы это знаете?
— Знаю.
Просим что-нибудь съесть. Не хочет.
— Фаина Георгиевна, это просто хулиганство с вашей стороны, что вы ничего не едите.
— Вот уж не думала, что меня перед самой смертью обвинят в хулиганстве. — Смеется.
Заставляем съесть три ягоды. Говорит вдруг: — Вкусно. А чем бы угостить моих девочек?.. Деточка. Поезжайте ко мне домой и возьмите книги, которые вы хотите…»
Нина Станиславовна говорила мне и Тане:
«Она ждала вас — держалась, был смысл жить. Ждала, говорила: „Их самолет, они летят, скоро, скоро будут… Скоро“.»
Марина Неелова:
«Врачи просят не утомлять. Сидим в коридоре. „Ну не надо плакать, все будет хорошо“, — говорит мне медсестра.
Что хорошо?! Тромб оторвался, и страшные боли.
Мне пора ехать на спектакль. Иду прощаться. Целую руки, лоб, щеку.
— Благослови вас господь, деточка, будьте счастливы!»
20 июля в Кабуле раздался телефонный звонок из Москвы: Фаина Георгиевна умерла…
Она иногда спрашивала: «Будешь реветь, когда меня не будет?»
Чувство огромной вины не оставляет меня. Рассказать все, что помню о ней, — мой долг перед ее памятью. Хотя весь долг уже не вернуть…
На камне у могилы Раневской на Донском кладбище год назад кто-то прикрепил чугунную собаку, положившую на лапы свою голову.
Талант жить у Раневской так же мучительно не похож на все, как и ее гениальный дар перевоплощения. Был, был…
И все-таки ее любимые Пушкин, Ахматова, все дорогие и близкие ей, раньше и позже нее ушедшие люди, может быть, их тени придут на Донское — онегинская скамейка перед скошенным камнем Фаины Георгиевны не останется пустой?..
БИБЛИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА
Как я уже писал в предисловии к этой книге, основными источниками для нее были мои личные воспоминания и неопубликованные архивные материалы.
Из использованных здесь печатных текстов считаю своим приятным долгом отметить следующие публикации:
1. Фаина Раневская — Воспоминания об Абдулове. В книге «Осип Наумович Абдулов». Сборник воспоминаний. «Искусство», Москва, 1963.
2. Фаина Раневская — Воспоминания о Ромме «Мой режиссер Ромм». Сборник воспоминаний. «Искусство», Москва, 1993.