Эти аргументы Юхима и добили. Бедолага из состояния ошарашенности перешел в меланхолию. Даже богатейшая его фантазия буксовала при попытке вообразить себя святым. Мысли в голову пошли чередой, одна другой мрачней:

– Это что же, мне теперь по бабам не ходить? И воевать, кажется, святым не положено. А от сидения в келье я или свихнусь и начну кусаться, или вообще сдохну. И шутковать, как я привык, святым не полагается, они ж все люди серьезные.

Обговорить произошедшее с Юхимом друзья не успели. Громко стукнули входные двери, однако входить в хату пришедший не спешил. Видимо, чистил обувь от снега, от сапог не сделавшего это Срачкороба образовались уже грязные лужицы. Очистительные процедуры гость неожиданно затянул, но наконец отворились двери из сеней в хату, и выяснилось, что пришел не он, а она. Девушка лет двадцати с хвостиком, определять женский возраст по внешности Аркадий как в двадцать первом веке не умел, так и в семнадцатом не научился. Причем девушка знакомая, он встречался с ней не раз, и их даже знакомили.

«Родычка Богдана, кажись… сколько-то там юродная племянница его матушки. И зовут ее Мария, если мне склероз не изменяет. Незамужняя, что весьма странно, здесь под венец обычно малолеток ведут. Ведь не уродина, родственника влиятельного имеет. Странно даже. Чего это она заявилась? Ишь, раскраснелась от мороза».

Девушка перекрестилась на икону с лампадкой, в пояс поклонилась присутствующим и почему-то ломаным, прерывистым голосом произнесла приветствие:

– Помогай Бог!

– И тебе так же! – за всех ответил старший по возрасту Иван.

– Дядьку Иване, мне сказали, что у Аркадия нету уже родителей и вы ему за отца теперь. Это так?

– Ну, можно сказать, что так.

Девушка сделала небольшую паузу, как бы собираясь с силами, и продолжила, обращаясь уже к попаданцу:

– Аркадий, я заметила, что ты человек добрый, хозяйственный и сможешь хорошо любить и опекать свою жену. Твои достоинства дают мне повод надеяться, что ты будешь хорошим хозяином.

Мария раскраснелась во время этого монолога до уровня кумача, да и глаза у нее заблестели, как драгоценные камни. Она набрала побольше воздуха и выпалила:

– Эти твои добрые качества побуждают меня покорно просить тебя взять меня в жены.

Сначала Аркадий ничего не понял. То есть совсем ничего. Растерянно заморгал, попытался сосредоточиться. Слова по отдельности понятны, а смысл их темен и непрозрачен. Только через несколько секунд до него стало доходить, ЧТО произнесла девушка. Будто кто ему в многострадальные и совсем не гениальные мозги замедлитель вставил и включил. Наконец ржавые шестеренки мыслепроцесса провернулись, и попаданец осознал сказанное. Вот только тогда его нижняя челюсть предприняла попытку отвалиться. Чего-чего, а предложения жениться он не ожидал. Более того, представить себе не мог, что в патриархальном обществе, почти в Средневековье, такое может случиться. Попробуй она вдруг с воплем «Кия!» ударить его в прыжке ногой, он бы удивился куда меньше и реагировал на инстинктах. А здесь… непонятка. Чего, спрашивается, делать? Мозги Аркадия зависли, как недоброй памяти глючная винда.

Между тем девушка роботом не была, и молчание в ответ на предложение о совместной жизни ее напрягло, мягко говоря. Лицо предполагаемой невесты стало стремительно терять краски. Оставалось ожидать, как она от волнения хлопнется в обморок.

Ситуацию спас Васюринский. Для чего еще нужны друзья, как не для помощи в критический момент? Характерник очень ощутимо ткнул локтем в ребра Аркадия и прошептал в ухо охнувшему парню (знал куда надо ткнуть):

– Соглашайся!

– Да, конечно, – промямлил тот, идя на поводу подсказки.

Мария немедленно прекратила бледнеть и зарделась пуще прежнего. В этот момент ее нервная система действовала на пределе своих возможностей. Решиться девушке-шляхтянке на попытку приобрести мужа по народному обычаю было очень непросто. Но не хотелось ей в монастырь! А именно такая перспектива перед ней маячила. Окружающие считали ее проклятой.

Еще в детстве ее просватали за парня своего круга, но, когда обе семьи начали готовиться к свадьбе, жених простудился на охоте и в три дня сгорел в горячке. Через год, когда кончился срок траура, к Марии посватался пожилой тридцатипятилетний вдовец. Конечно, ей бы хотелось видеть рядом с собой рыцаря, молодого и прекрасного, а не дядьку с уже проявившейся лысинкой и немалым брюхом, но что поделаешь… согласилась. Уж очень не хотелось оставаться в девках, а очереди юных красавцев, претендующих на ее руку и сердце, увы, не наблюдалось.

Вдовец погиб за три дня перед свадьбой. Причем умирал почти сутки, мучаясь от жутких желудочных колик. То ли съел что-то не то – любил поесть покойник и меры в обжорстве не знал, – то ли кто его отравил. Нрав он имел гордый, шляхетский, обидеть успел многих. Однако смерть его приписали проклятию, наложенному на невесту. Мол, всякий, кто вздумает на ней жениться, – обречен. Слухи об этом широко распространились, и потенциальные женихи стали шарахаться от нее, как от чумной.

Не будь она единственной дочкой в семье, отправили бы Марию в монастырь уже тогда. Но и в родном доме ей стало жить тяжело и невесело. Кумушки, стоило девушке показаться где-то в публичном месте, начинали шептаться, бросая на нее совсем не дружественные взгляды. Ровесницы и даже девицы на несколько лет моложе все были замужем, при встречах начинали сразу же жалеть ее, бедную и несчастную, Мария порой с трудом удерживала распиравшее ее желание расцарапать этим жалельщицам их бесстыжие рожи.

Неожиданное резкое возвышение родственника подарило надежду. В прошлом году к ней посватался сотник Чигиринского полка. Ну и что ж, что некрасивый и простого происхождения? Зато молодой, храбрый и крепкий. Она не задумываясь согласилась на брак, хоть и подозревала, что вояку привлекает не она сама, а ее родство. Но и этой свадьбе случиться было не суждено. Посватавшемуся срочно пришлось идти в поход, из которого он не вернулся. Девушка спряталась в родном доме, как улитка в раковине, выходя из него только по воскресеньям, на службу в церкви и стараясь при этом не смотреть по сторонам.