Шрифт:
15 июня адвокаты Михаила Ходорковского и Платона Лебедева дали пресс-конференцию. «Я себя так воспитал, что должен уважать то дело, которому служу, то есть правосудие, — сказал Генрих Падва. — Поэтому я обычно не критикую суд, который должен быть вершиной правосудия. Но ужас в том, что то, что произошло в Мещанском суде, находится за пределами правосудия. Суд вел себя так, что согласился бы с обвинением, даже если оно сказало бы, что дважды два восемь, пусть даже защита говорила бы, что дважды два четыре». На следующий день, 16 июня, Михаил Ходорковский передал администрации СИЗО жалобу на приговор.
Он писал, что невиновен, и просил Мосгорсуд дать понять «кремлевским чиновникам и обществу», что политический заказ «не может служить основанием для вынесения неправосудного приговора, основанного на абсурдном толковании закона, предположениях, необоснованных умозаключениях и даже прямой фальсификации».
Он писал, что это прецедент, который может окончательно разрушить «правовую систему страны, репутацию России и ее правосудие».
«Я свой долг перед страной выполнил, — заключил он, — остался, потеряв все. Выполните и вы».
Неужели наш долг перед страной в том, чтобы приносить ей себя в жертву?
Да и не ей, а тем правителям, которых она по неразумию и лености выбирает.
Часть V Тюремное противостояние
«Левый поворот»
1 августа 2005 года в газете «Ведомости» вышла новая статья Михаила Ходорковского «Левый поворот».
Идеологически она вполне в русле «Кризиса либерализма в России», но речь идет и о корнях путинского авторитаризма. Именно в выборах 1996-го Ходорковский и видит корень зла.
Примерно в этот период или чуть позже и началась наша переписка. И я с ним спорила. «Корень Путинской диктатуры лежит в 1993 году, — писала я. — И дело даже не в расстреле парламента, а в той конституции, которую тогда приняли.
Я помню первый съезд движения «Демократическая Россия». 1990 год. Мне посчастливилось перекинуться парой слов в кулуарах с Олегом Румянцевым. Я тогда думала: «Вот это да! Я беседую с автором новой российской конституции!»
Как бы не так!
Я не помню подробностей той конституции, помню, что была хорошая. По крайней мере, ничто не вызвало у меня резкого неприятия.
А в 1993-м… Я же ее с карандашиком прочитала. И все прекрасно поняла. И даже не могу оправдываться тем, что чего-то не знала. Понимала, что документ отвратительный. ультрапрезидентская конституция, в которой уже заложен будущий переход к авторитаризму. Но бывшая, советская, казалась еще хуже, а другой альтернативы не было. И я проголосовала «за»».
В статье Михаил Борисович вспоминает обращение «Выйти из тупика!», которое подписал в марте 1996-го вместе с еще двенадцатью крупнейшими предпринимателями, в частности Гусинским и Березовским. Я уже упоминала это письмо.
Авторы его призывали к политическому компромиссу с левыми.
«Идея письма была очень проста, и, самое главное, мы в нее верили, — пишет Михаил Ходорковский в статье «Левый поворот». — Президентом России должен оставаться Борис Ельцин — как гарант гражданских свобод и человеческих прав. Но премьер-министром, причем, несомненно, с расширенными полномочиями, должен стать глава КПРФ. Потому что экономическая и социальная политика не могут не «покраснеть» — иначе «послевыборная война», как говорилось в тексте обращения, неизбежна. Нужен левый поворот, чтобы примирить свободу и справедливость, немногих выигравших и многих, ощущающих себя проигравшими от всеобщей либерализации».
«Была избрана другая стратегия, — пишет он. — Многомиллионные вложения и машина безграничных манипуляций общественным мнением во имя победы Ельцина».
«Потом стало ясно, что и преемственность власти в 2000 г. нельзя обеспечить без серьезного отступления от демократии. И так возник Владимир Путин с уже начавшейся второй чеченской войной на плечах и политтехнологическим сценарием, призванным обеспечить «стабильность во власти — стабильность в стране»».
«Новое поколение кремлевских кукловодов просто решило, что для выживания режима необходим гигантский блеф». Надо сделать вид, что они отвечают на вопросы «застывшей в неизменности с 1995 года повестки дня» и о том, кому досталась приватизированная собственность и почему «люди, не блещущие ни умом, ни образованием, заколачивают миллионы, а академики и герои, мореплаватели и космонавты оказываются ниже черты бедности», «почему, когда мы жили в плохом Советском Союзе, нас уважал или, во всяком случае, боялся весь мир, теперь же, в дни свободы, презирают как недоумков и наглых нищих», «разве заслужили мы правителей вдесятеро более циничных и стократ более вороватых, чем партийные бонзы» и «Где мы? В какой точке мира? И есть ли тут хоть какой-то постоянный источник света?»
«Этот блеф и стал основным содержанием проекта «Путин-2000»», — пишет Ходорковский. Путинская «стабильность» иллюзорна, и «кризис назрел»:
«Социальные взрывы случаются не там, где экономический крах, а где пришла пора распределять плоды экономического подъема. Не там, где все более или менее равны в нищете, а где 1 % богатых и 9 % относительно благополучных материально и психологически резко оторвались от 90 % бедных и — что еще более важно — униженных».
«Кремлевские политтехнологи опять — и еще тверже — знают, что этот государственный курс может сохраниться только антидемократическим путем. Что на честных выборах неизбежно победят левые. Потому и закручиваются гайки, и монополизируется телевизионный эфир, и избирательный закон меняется в направлении полного неучастия в выборах всех партий, кроме тех, которые на 102 % подконтрольны президентской администрации».