— Ой, не говори! — заохал Ключевский. — У него рука повсюду… Лучше давай ничего плохого про него писать не будем. Напишем, мол, обычный правитель, воевал со шведами, строил корабли да города, морды народу чистил — ничего плохого и ничего хорошего. Царь как царь. Лучше с ним не связываться!

Как решили, так в итоге и написали. Это уже сегодня мы придумываем про Петра всё, что нам в голову взбредёт. Правда, тем, кто спиритизмом по старинке промышляет и тарелочки крутит, есть чего опасаться. Мало ли что — не только у Петра, но и у многих наших предков везде рука имеется. Да и современники им не уступают…

Свои юные годы Михайло Васильевич Ломоносов провёл в Германии, где изучал всякие премудрости в тамошних университетах. Причём изучал всё подряд, так как деньги за обучение были уже проплачены, и недосуг было разбираться в деталях, ведь всё свободное время он проводил в пивных, где очень пристрастился к пиву с сосисками. А свободного времени у него было много, потому что он, как каждый уважающий себя гордый росс, занимался только перед сессиями, а их, как известно, всего две в году.

И каждый раз перед сессиями у него возникали нелады с немецким языком. В пивнушках-то он обходился всего двумя фразами «наливай» и «пшёл вон!», знакомыми любому халдею, а вот в университетах было сложнее. Чтобы облегчить изучение непослушного немецкого языка, Ломоносов взялся за перевод наиболее употребительных слов на русский. Но скоро столкнулся с рядом проблем. Взять к примеру нехорошее обувное слово, которое он запамятовал, как точно писать: «калоши» или «галоши»? Чтобы не ломать голову, он стал звать любую резиновую обувь «мокроступами». Этаким новаторским приёмом впоследствии воспользуются ярые поборники чистоты русского языка, а пока Михайло Васильевич восхищался своей изобретательностью и, дабы славное начинание не зачахло на корню, продолжал заниматься дальнейшими изысканиями.

Как-то хозяйка одной из пивнушек решила остудить не в меру разгулявшегося студента и облила его единственный камзол пивом.

— Экая ты гадюка! — рассвирепел будущий учёный и стал ожидать реакцию хозяйки.

Но та, к его удивлению, не отреагировала никак. Видно, в немецком языке нет слова «гадюка».

— Экая ты кобра! — выдал второй вариант Ломоносов.

Результат был тот же. Видно, в германских лесах кобр не водилось, и никто с ними знаком не был.

— Экий ты скорпион! — продолжил Ломоносов.

Хозяйка подскочила, как ужаленная, что-то залопотала и выплеснула на его камзол ещё кружку пива.

— Ага, въехала! — радостно захлопал в ладоши Михайло Васильевич. — Тут скорпионов отродясь не водилось, но смысл до неё дошёл! — И прибавил, победно улыбаясь: — И дети у тебя скорпионы, и внуки! И даже потомков будут звать скорпионами, попомни мои слова!..

Если бы только знал великий учёный, что он, как всегда, оказался прав! Потомок хозяйки пивнушки станет в будущем музыкантом всемирно известной рок-группы «Скорпионе», и эту группу будут знать и любить куда больше, нежели самого Ломоносова. Даже в России, ради которой он в недружелюбной Германии живота не жалел…

Великий фламандский художник Рубенс не любил рисовать парадные портреты всякой знати, которая, с одной стороны, хотела увековечить свой облик для потомков, с другой стороны, жадничала платить за картины достойную цену. И посему искала всяческие причины снизить сумму гонорара, а то и вообще обвинить художника в бездарности и халтуре.

К чему они только ни придирались! Мол, тут на мундире пуговки синенькие, а у меня, погляди, зелёненькие! А нос мой орлиный отчего на твоей мазне варёной картошкой выглядит?! А уши как у слона африканского?! Короче, вот тебе десять гульденов за твои каляки-маляки, и точка. Скажи спасибо, что вообще взашей не выперли!

Подобная ситуация кого угодно вгонит в депрессию, а Рубенс был человеком всё-таки ранимым и воспринимал обиды очень болезненно. Он видел, что его картины расхватывают, как горячие пирожки, и всё на самом деле обстоит совсем иначе, но ничего поделать не мог. Он-то не один на портретном рынке, и только начни вертеть носом и отшивать богатых заказчиков, тут же работу ушлые собратья по цеху перехватят. А вот подвернётся ли впоследствии ещё что-нибудь, бабка надвое сказала.

Он даже подумывал податься в Россию рисовать олигархов, да его отговорили, мол, эти ребята непредсказуемые — культуры у них никакой, а вот хамства выше крыши. Тут и можно головы лишиться ни за понюх табаку. Короче, раздумал Рубенс ехать в Россию на заработки.

— Кто я — человек или тварь дрожащая? — рассуждал он, расхаживая по мастерской. — Сколько можно пресмыкаться перед богатыми мира сего? Этак и себя не увековечишь, малюя хари этих крохоборов! Пора приступать к нетленке!

И задумал он нарисовать Папу Римского, восседающего на своём престоле в окружении ангелов. А что — Папа человек образованный, наверняка оценит мастерство художника. Да и скупердяйничать ему не с руки — всё-таки наместник Христа на земле, а не какой-нибудь вшивый маркиз или захудалый герцог! Вон у него какие дворцы!