Вместе с тем Б. Лиддел-Гарт отмечает [456] , что когда в конце мая 1943 года глава английской военной миссии генерал Гиффард ле К. Мартель (Gifard Le Quesne Martel) побывал в советском Генеральном штабе, у него сложилось впечатление, что военно-политическое руководство СССР склоняется к решению взять инициативу на себя и первыми начать летнее наступление. Тогда Мартель якобы заявил, что этого делать не следует, поскольку, по его мнению, успешные действия английских войск под Эль-Аламейном в Северной Африке объясняются тем, что англичане выжидательной тактикой вынудили немцев ослабить свои танковые группировки в попытке преодолеть хорошо укрепленную оборону, а затем в ходе контрударов нанесли им поражение.

Хотя аналогичное мнение преобладало и в среде высшего советского военного руководства, но немцы по-прежнему не начинали наступления, что очень тревожило советское командование.

В докладе командующего войсками Воронежского фронта от 21 июня, сделанного Сталину в дополнение и частичное изменение доклада от 21 апреля, генерал Николай Ватутин вновь обосновывал соображения по поводу наступательной операции [457] . Он отмечал, что, по данным разведки, противник подготавливает оборону и группирует войска в оборонительном порядке, поскольку выжидает и боится советского наступления (эта информация находит подтверждения с немецкой стороны [458] : Фридрих Фангор указывает, что в апреле немецкая разведка сообщила о двух новых районах крупного сосредоточения советских войск – восточнее Курского выступа и вблизи Старобельска, что вызвало предположение о возможности наступления противника с целью широкого охвата Харькова и Белгорода; Эрхард Раус сообщает, что штаб оперативной группы «Кемпф» в апреле сформировал из частей подчиненных ему танковых дивизий танковую боевую группу, направленную в район севернее Харькова для отражения возможного удара противника, а в июне подготовил план отражения русского наступления с курского и корочанского направлений). Соответственно, по мнению Ватутина, крупные группировки немецких войск в районе Сумы – Ахтырка – Богодухов и Харьков – Белгород, которые готовятся к нанесению фланговых ударов по советским войскам в случае их наступления на Харьков, следует глубоко (до 300 км на основном направлении) обойти правым крылом фронта с запада, в направлении Хотень – Ромодан – Кременчуг, и, форсировав реку Ворскла, совместно с наступающими навстречу войсками Юго-Западного фронта отрезать на ее восточном берегу не менее 20 пехотных и 10 танковых дивизий. Операцию можно начать с середины июля, поскольку стрелковые и танковые части и соединения Воронежского фронта к 20 июня полностью укомплектованы, личный состав и вооружение доведены до штатного уровня, однако не накоплен резерв танков, не хватает транспортных средств, тяги для артиллерии, недостаточно горючего и боеприпасов. Все эти вопросы должны быть решены к 1 июля.

По воспоминаниям Василевского [459] , из ежедневных переговоров с Верховным Главнокомандующим он видел, что тот обеспокоен. При этом особую нетерпеливость начал проявлять командующий Воронежским фронтом генерал Ватутин, который неоднократно ставил перед руководством Генерального штаба вопрос о необходимости первыми начать наступление, чтобы не упустить летнее время. Затем Сталин сообщил Василевскому, что Ватутин позвонил ему лично и настаивал, чтобы не позднее первых чисел июля самим начать наступление; далее Сталин сказал, что считает это предложение заслуживающим самого серьезного внимания; что он приказал Ватутину подготовить и доложить свои соображения по Воронежскому фронту в Ставку. Василевскому Сталин дал указание помочь Ватутину и вызвать к себе командующего Юго-Западным фронтом генерала Малиновского, чтобы тот в свою очередь разработал и представил в Ставку аналогичные предложения по наступлению в Донбассе [460] . В отношении Центрального фронта Сталин собирался говорить по этому вопросу с Жуковым. Однако, по утверждению Василевского, он и Жуков были твердо убеждены, что первым в течение ближайшей недели удар нанесет противник, так что пока Юго-Западный фронт подготовил предложения, действительно поступили новые разведывательные данные о дате начала германского наступления в первых числах июля.

Теперь, по прошествии времени, можно констатировать, что при выявившемся к середине 1943 года значительном преимуществе советской стороны в силах и средствах любое из указанных принципиальных решений с равной вероятностью могло привести советскую армию к успеху – вопрос заключался исключительно в его цене, или оптимальности наступательного и оборонительного способа действий в сложившейся ситуации.

Вместе с тем, во-первых , еще в своем послании 11 марта 1943 года Уинстон Черчилль сообщил Иосифу Сталину предварительный план США и Великобритании по ведению военных действий против Германии и ее союзников, в соответствии с которым в апреле – мае предполагалось очистить от противника Северную Африку (операция «Вулкан»); в июне, на месяц ранее намеченного срока, провести высадку союзных войск на острове Сицилия (операция «Эскимос»), а затем действовать в Средиземноморье в зависимости от складывающейся обстановки; к августу подготовить десантную операцию для наступления в Европе [461] . В мае – июне часть этого плана была уже реализована, показав его достоверность, вследствие чего определилось направление главной десантной операции союзников в Европе летом 1943 года – Италия, поэтому советское руководство получило возможность координировать свои замыслы с предстоящими операциями англо-американских войск. Соответственно, для русских более выгодным было нанести свой удар в июле – августе, когда часть германских сил оказалась бы связана обороной Средиземноморья и побережья Италии.

Во-вторых , как следует из доклада Ватутина, во второй половине июня войска еще не закончили материально-техническую подготовку к началу активных боевых действий, поэтому предпочтительнее было временно перейти к обороне и выждать немецкое наступление, о сроках которого были получены довольно точные разведывательные данные.

В-третьих , весенне-летняя кампания 1942 года привела к поражению русских на южном фланге Восточного фронта. В ходе осенне-зимней кампании 1942 – 1943 гг. наступательные операции советских войск сопровождались крупными успехами при действиях против союзников Германии – румынских, венгерских и итальянских оперативных объединений групп армий «А» и «Б». Однако операции против собственно германских войск под Ленинградом, на западном направлении в ходе операции «Марс», в полосе Воронежского и Юго-Западного (см. выше), а также Центрального и Брянского фронтов сопровождались крупными потерями, не сопоставимыми с достигнутым результатом [462] . Окруженные немецкие группировки или частично прорывались из блокады (2-я полевая армия [463] ), или упорно и долго сопротивлялись превосходящим советским силам (6-я полевая армия). Маршал Василевский указывает [464] , что в начале февраля 1943 года советское командование было осведомлено о прибытии крупных резервов противника в район Харькова, однако не могло ускорить наступление на Харьковском направлении, поскольку затянулось завершение Воронежско-Касторненской операции против 2-й немецкой армии: в частности, 2 февраля Воронежский фронт начал Харьковскую операцию, одновременно продолжая бои против частей 2-й армии, прорывающихся через Обоянь на Сумы (хотя Василевский объясняет задержку неимоверно тяжелыми зимними условиями, а не сопротивлением немцев, но маршал Иван Баграмян заметил по поводу аналогичных утверждений германской стороны, что «… фашисты наловчились объяснять свои провалы погодой и суровым климатом» [465] ). Маршал Жуков констатирует [466] , что после ликвидации сталинградской группировки Сталин некоторое время предпочитал избегать проведения операций на окружение крупных сил противника, считая главной задачей скорее очистить от немцев территорию, а окружать их уже тогда, когда они станут послабее. По-видимому, в 1943 году Ставка и Генеральный штаб Красной Армии были еще не совсем уверены в качественном уровне своих вооруженных сил и предпочитали действовать осторожнее. Вероятно, осторожностью и неуверенностью также объясняется и то, что советское командование не воспользовалось альтернативной возможностью, которую предоставляло русским сосредоточение большей части подвижных немецких резервов в районе Курского выступа – использовать часть собственных резервных войск для организации наступления на удаленных от Курска участках советско-германского фронта. Напротив, было окончательно решено создать подавляющее преимущество в силах и средствах под Курском, чтобы гарантированно разгромить здесь ударные бронетанковые силы противника в оборонительно-наступательном сражении, нанести поражение всему южному флангу войск Германии и ее союзников, а уже затем перейти в общее широкомасштабное наступление [467] .

Для этого были приняты меры по совершенствованию материально-технического оснащения, организации и боевой подготовки войск Красной Армии. В течение 1942 года предприятия военной промышленности СССР, эвакуированные в восточные районы страны, постепенно освоили выпуск военной продукции в полном объеме, соответствующем их производственным мощностям, а также наладилась система взаимных поставок сырья и комплектующих. Рост выпуска вооружений позволил значительно повысить численность личного состава и огневую мощь стрелковых соединений. Так, ко времени окончания Сталинградской битвы численность штатной стрелковой дивизии возросла с 10,8 до 12,8 тыс. военнослужащих, количество пистолетов-пулеметов, ручных и станковых пулеметов в дивизии увеличилось на 662 единицы; минометов – на 92 единицы; полевых орудий – на 8, а противотанковых орудий – на 12 стволов, так что вес артиллерийско-минометного залпа дивизии стал больше почти в два раза [468] . Только количество автомобилей в соединениях уменьшилось на 24%, но лишь из-за того, что советское командование решило повысить эффективность использования автотранспорта путем создания отдельных автотранспортных частей фронтового и армейского подчинения.

В дальнейшем, к лету 1943 года, количество пистолетов-пулеметов в стрелковых войсках действующей армии увеличилось по сравнению с окончанием 1942 года в три раза (в войска поступил новый пистолет-пулемет системы Судаева образца 1943 года), ручных пулеметов – более чем в два раза, станковых пулеметов – почти в два раза (в войска поступил новый станковый пулемет системы Горюнова), противотанковых ружей – более чем в полтора раза [469] . В мае 1943 года в каждой стрелковой роте появился взвод автоматчиков, причем пистолеты-пулеметы также стали поступать в танковые и механизированные войска [470] . В итоге общее число пистолетов-пулеметов в стрелковых дивизиях действующей армии к лету 1943 года достигало в среднем 1,5 – 2 тыс. единиц и более, хотя, по мнению А. Исаева [471] , насыщение Красной Армии оружием этого типа было вынужденной мерой, призванной компенсировать недостаток более дорогих и сложных в производстве, но оптимальных на поле боя самозарядных винтовок.

Наряду с количественным ростом производства вооружений, улучшалось и качество оружия. Среди поступавшей на фронт военной техники доля новых образцов в 1943 году составила в стрелковом вооружении 42,3%, артиллерийском – 83%, бронетанковом – более 80%, авиационном – 67% [472] . При этом происходила унификация образцов боевой техники. Например, общее количество образцов артиллерийских систем сократилось с 21 до 8, так что военной промышленности стало легче выполнять фронтовые заказы, используя стандартизацию заготовок.

В соответствии с повышением вооруженности войск продолжала совершенствоваться и организационная структура Красной Армии, которая с конца 1942 года стала приспосабливаться к целям повышения эффективности ведения наступательных операций, централизации управления и более массированного применения авиационных, артиллерийских, танковых и механизированных частей и соединений [473] .

Особенно важным изменением, оказавшим глубокое влияние на характер действий войск, явилось создание качественно новых объединений – танковых армий новой организации [474] . Вместо смешанных оперативных объединений, включавших как стрелковые, так и подвижные соединения, в 1943 году было сформировано 6 танковых армий новой организации, которые состояли исключительно из танковых и механизированных корпусов (как правило, два танковых и один механизированный корпус) и представляли основу подвижных ударных групп фронтов (в частности, участвовавшие в Курской битве 1-я и 2-я, 3-я и 5-я гвардейские танковые армии). В составе каждой танковой армией организационно закреплялись 6 армейских артиллерийских и минометных полков. Кроме этого, быстрыми темпами продолжалось формирование отдельных танковых и механизированных корпусов, усиленных артиллерийскими, самоходно-артиллерийскими, минометными полками и дивизионами реактивной артиллерии: в течение 1943 года было создано девять танковых и механизированных корпусов [475] .

Наступательные задачи Красной Армии требовали массирования артиллерийского и минометного огня, поэтому для увеличения ударной силы и лучшего управления в бою была изменена организационная структура артиллерийских частей – артиллерийские и минометные полки сводились в артиллерийские соединения: бригады, дивизии, корпуса. Уже осенью 1942 года было сформировано 26 артиллерийских дивизий четырехбригадного состава с количеством орудий 168, но вскоре 16 из них были преобразованы в шестибригадные артиллерийские дивизии прорыва, количество орудий в которых увеличилось до 356 стволов.

В связи с этим производилось укрупнение частей и подразделений тяжелой артиллерии. К началу июня 1943 года было сформировано 13 тяжелых гаубичных бригад разрушения для дивизий прорыва, а также были созданы первые тяжелые пушечные артиллерийские дивизии РГК (в составе четырех бригад) для контрбатарейной борьбы. Благодаря поступлению в войска большого количества грузовых автомашин и тягачей все соединения тяжелой артиллерии полностью обеспечивались механической тягой.

Минометные полки были объединены в минометные бригады, а отдельные дивизионы и полки реактивной артиллерии – в гвардейские минометные бригады. На основании опыта войны, показавшего, что результативность огня полевой реактивной артиллерии возрастает при еще большем массировании, в конце 1942 года из гвардейских бригад были сформированы первые соединения реактивной артиллерии – четыре тяжелые гвардейские минометные дивизии трехбригадного состава, один залп каждой из которых состоял из 3 840 снарядов общим весом 230 тонн, а к концу 1943 года – уже из 3 456 снарядов весом 320 тонн (изменение веса залпа было связано с тем, что к началу 1943 года советская военная промышленность освоила выпуск и поставку фронту новых 300-мм фугасных реактивных снарядов М-31 массой 92,4 кг, дальность стрельбы которых в полтора раза превышала дальность производившегося до этого снаряда М-30, достигая 4,3 км, хотя специальные пусковые установки для них приняли на вооружение только в январе 1944 года; одновременно в Германии также был разработан новый 300-мм турбореактивный снаряд массой 127 кг, который имел дальность полета 4,5 км, и соответствующая пусковая установка, прошедшая войсковые испытания в феврале 1943 года) [476] . К июню 1943 года Красная Армия имела семь дивизий реактивной артиллерии. Накануне Курской битвы в гвардейских минометных частях были проведены опытные стрельбы по макетам бронетехники, которые показали высокий процент попаданий, что позволило привлекать реактивные минометы и пусковые установки реактивной артиллерии к борьбе с танками.

В целях улучшения качества управления огнем артиллерийские и минометные дивизии сводились в крупные артиллерийские объединения – артиллерийские корпуса прорыва в составе двух артиллерийских дивизий прорыва и одной гвардейской минометной дивизии. В таком корпусе насчитывалось 712 орудий и минометов и 864 пусковые рамы реактивных снарядов М-30 (М-31). Для повышения устойчивости обороны и обеспечения последующего наступления в полосе Центрального фронта к началу июня 1943 года был сосредоточен 4-й артиллерийский корпус прорыва, 8-й и 7-й корпуса были переданы в распоряжение Западного и Брянского фронтов, а 2-й и 5-й корпуса находились в стадии формирования.

В 1943 году количество зенитных артиллерийских дивизий возросло с 14 до 43, а вместо малокалиберных зенитных пушек и крупнокалиберных пулеметов на вооружение дивизий стала поступать артиллерия среднего калибра, что позволяло вести огонь по вражеской авиации на высотах до 7 тыс. метров [477] .

Истребительно-противотанковая артиллерия Красной Армии к лету 1943 года изменилась как количественно, так и качественно. Качественный рост противотанковой артиллерии был достигнут путем увеличения числа орудий более крупных калибров – пушки калибром 76 мм и выше составляли 60% всех противотанковых орудий, причем вся противотанковая артиллерия была поставлена на механическую тягу, что резко повысило ее подвижность и маневренность [478] . Кроме этого, появилась модернизированная 57-мм пушка, поступившая на вооружение дивизионной артиллерии стрелковых войск. Количественное увеличение противотанковой артиллерии позволило усилить каждую танковую армию, отдельные танковые, механизированные и кавалерийские корпуса, включив в их состав по одному истребительно-противотанковому артиллерийскому полку [479] . С апреля 1943 года началось формирование артиллерийских бригад истребительно-противотанковой артиллерии – вначале общевойскового типа (включающих минометы, стрелковые подразделения и зенитную артиллерию), а затем в составе исключительно моторизованных артиллерийских частей.

По свидетельству маршала артиллерии Василия Казакова (в 1943 году – генерал, командующий артиллерией Центрального фронта) [480] , по сравнению с началом войны истребительно-противотанковая артиллерия Красной Армии увеличилась в пять раз, а конструкторами, помимо новых типов орудий, были разработаны особые типы бронебойных снарядов – очень дорогие подкалиберные снаряды с вольфрамовым сердечником для 45-мм, 57-мм и 76-мм пушек, а также кумулятивные снаряды для 76-мм полковых орудий и 122-мм гаубиц. На фронт эти снаряды начали поступать перед самым началом Курской битвы и доставлялись войскам небольшими партиями на самолетах.

В декабре 1942 года Государственный Комитет Обороны (далее – ГКО) принял решение о начале серийного производства самоходно-артиллерийских установок и вооружении ими советских войск для непрерывного сопровождения атак пехоты и танков и взаимодействия с ними в ближнем бою, поэтому вскоре началось формирование тридцати самоходно-артиллерийских полков, оснащенных установками с орудиями калибра 76, 122, 152 мм, и к июлю в действующей армии было 500 САУ (в том числе 24 типа СУ-152 в двух тяжелых самоходно-артиллерийских полках) [481] .

В соответствии с техническим совершенствованием и количественным увеличением артиллерийского вооружения изменялась и организационная структура общевойсковых оперативных объединений. Согласно решению ГКО, с апреля 1943 года каждая общевойсковая армия должна была иметь армейскую артиллерию в составе трех артиллерийских (зенитный, истребительно-противотанковый, пушечный) и одного минометного полков; за фронтом, ранее не имевшим своей артиллерии, закреплялись минометная и истребительно-противотанковая артиллерийская бригады [482] .