— Собака он, бешеный волк! — решила Лыкерья. — Дай огненной воды! Позови работников, Леська спит!

Юван вышел, принес из амбара туесок, привел работников.

— Наливай, — приказала Лыкерья. — Сегодня самый темный день в моей жизни. И будь она проклята!

Сандро бежал на лыжах, солнце било ему в глаза, и не увидел он сперва девушку, ползущую в порванной шубе по глубокому снегу. Чуть опережая сына, распарывая мертвую снежную залежь, с обугленным лицом шел Тимофей Картин.

— Тетюм! Отец мой! — закричал Сандро. — Смотри! Что это?

— Астюх! Холодный пот прошиб меня! — удивился Тимофей и приостановился.

Собаки, рыча, рванулись к женщине, та медленно, словно отдирая лицо от жесткого наста, приподняла голову.

— Са-а-нн-д… Са-а-а-н… — и был то не вскрик, а хрипящее, полузадушенное рыдание.

— То-рум вайлын!!! Ты видишь, Боже Небесный?! — ахнул Сандро, поднимая Саннэ. — Что это, Белый Светлый День? За что?

Она не узнавала Сандро, глаза распахнуты и неподвижны, как омуты. И Тимофей к ней осторожно прикоснулся — не узнала Тимофея. Сандро рванул на девушке шубенку, и Саннэ лишь откинула голову. Жесткий наст-чарым ободрал гладкий лоб, и скулы, бровь рассечена, кровь струйкой застыла на щеке.

Тимофей приложил ухо к груди Саннэ — глубоко-глубоко ударяло сердце, как одинокий крик кукушки.

— Еще не ушла из нее жизнь, — сказал Тимофей. — Но много ли осталось…

Он выдернул из-за пояса топор, развалил сухостоину, развел костер.

Сандро опустил Саннэ на брошенную отцом шабурину. Растерянный, горячий, махал он топором, опрокидывая в снег легкие пихты и мохнатые сосенки, и, раскидывая, стелил их под кедром и ставил торчком, в наклон, как ставят чум. Подбежал к Саннэ, перенес ее на мягкую пихтовую постель и тут же почуял, как рука девушки невесомо прикоснулась к его плечу.

— Саннэ! — закричал он в ее лицо. — Саннэ! Гляди, это я, Сандро… Ты жива…

— Я… с тобой… — тихим дыханием шепчет Саннэ. — Ты муж мой! Больно… больно мне. — Глаза ее распахнуты и вновь неподвижны.

— Где… где больно? Здесь? — ощупывает девушку Сандро.

— Все больно… Там — кровь…

— Не бери, — резко повелел отец, подбрасывая в костер. — Отнесем ее в Сам-Павыл. Отдадим отцу. И конец!

— Тетюм, ты смотри! — ужаснулся Сандро, распахнув ветхие наряды. — Смотри!

Тонкие плечи Саннэ изрезаны веревкой, словно тупым ножом. Все тело ее изорвано, в синяках, рубцах и царапинах. И как тавро — отметины Леськиного зуба. Леська впивался пастью в круглые девичьи груди и ниже пупка — и метил, метил женщину волчьим зубом.

— Не трогай меня! — слабо простонала Саннэ. Ее трясло, корчило от страха, унижения и холода. А Сандро крепче прижимал ее к себе, согревая изодранное Леськой тело.

— Оставь ее! — приказал Тимофей, поправляя шалаш. — Ты не знаешь всего, что случилось. Не знаешь, к тебе ли она бежала…

— Ко мне! Ко мне она бежала, — вскинулся Сандро. — Неужели ты боишься Леську?

— Боюсь? — удивился Тимофей. — Нет! Но она женщина чужого мужчины. Она продана отцом. За нее отдан калым. Леська тронул ее, видишь, как он ее тронул, это его женщина.

— Я не была с ним, — прошептала Саннэ. — Я не впустила его в себя… — Ее затрясло. — Пьяный… Вонючий, как росомаха… Бил меня, бил чем попало, как собаку…

— У-у-у… ы-ы Ёлноёр! — задрожал от ярости Сандро. — Щох! Щох! Я убью его!

— Куда же ты побежала женщина? — не повышая голоса, выспрашивал Тимофей, поглядывая на сына, пусть тот уяснит, что Саннэ потеряна. — Куда? К кому?

— Я бежала к Сандро…

— Ты думала, он возьмет тебя? Почему ты так думала?

— Я должен выкупить ее, — вскочил Сандро и всадил топор в сухару.

— Что сейчас делает Леська? — продолжал выспрашивать Тимофей. — Почему не было погони? Что с Леськой? Он пьян?

— Не знаю, — едва слышно прошептала Саннэ. — Ничего не знаю! Он колотил меня… Упал пьяный прямо на меня… я косой петлю затянула.

— Косой — петлю? — поразился Сандро.

— Убить хотела…

— Убить? — засмеялись мужчины. — Косой? Девичьей косой убить Волка? Ха-хау-ха! Да его, Леську, лапой лесного мужика нужно драть, а ты косой…

— Он вывернул меня наизнанку… Изодрал тело, распотрошил душу…

— Ты задушила его? — в упор спросил Тимофей.

— Не знаю… ничего не знаю, сим ком! Дернул Леська ногами… захрипел. Я испугалась и убежала…

— Тогда почему нет погони? — встревожился Тимофей и вслушался в глубокую тишину солнечного полдня. Не тот человек Леська, чтобы разбрасываться своим добром. Людей бил-калечил, когда вытряхивал долги. А здесь такой калым отвалил — и отпустил? Нет, что-то не вяжется. Наверное, кинулся на конях в Евру по накатанной дороге и сидит-насторожился в засаде, как паук в своей сети-паутине. И если он и Сандро приведут в Евру сбежавшую от мужа женщину, там их встретит Леська и всенародно объявит, что это Картины нарушили закон, что это они увели у него жену. А если приведут Саннэ к ее отцу — будет то же самое…