Шрифт:
Да, у него серьезные виды на Клавдию. Это по всему видно. Сестрица Анна Федоровна должна быть в восторге. Удалось ей-таки наконец найти такого зятя, который никакого приданого за невестой не потребует. Клавдию она выдаст за графа Паланецкого, старших дочерей в монастырь упрячет, и все состояние безраздельно достанется ее возлюбленному Фединьке.
Ловкая особа, сестрица Анна Федоровна! Злым людям всегда больше везет, чем добрым, на свете, ну как же после этого сомневаться в могуществе дьявола?
Столько надобно было Софье Федоровне передать мужу, что она не знала, с сего начать, когда он вошел в спальню, но он сам тотчас же спросил, был ли у нее граф Паланецкий. И вопрос этот был задан так угрюмо, что она поспешила объявить, что новый знакомый невзирая на любезность, красноречие и изысканные манеры не понравился ей.
— Он страшный, с ним жутко. А какой старый!
— Да, он далеко не молод, — согласился Иван Васильевич, укладываясь на широкую кровать рядом с женой. — Он хитер и ловок, но страшного в нем ничего нет. Не нам с тобой бояться таких авантюристов, как он, а скорее ему нас, — прибавил он с улыбкой.
Софья Федоровна полюбопытствовала, почему он считает его авантюристом.
— Да как тебе сказать, все в этом человеке загадочно и темно: происхождение его, богатство, общественное положение, мысли и цели, все это он скрывает так же тщательно, как и лета свои. Репутация его такая же подкрашенная, как и усы его. Что ж он тебе еще рассказал?
— Он говорил, что у него в Петербурге мать и сестры.
— Да, да, он это всем рассказывает. Ну а еще что?
— Мне кажется, что ему в самом деле хочется жениться на нашей Клавдии.
— Он в нее влюблен… Если только не притворяется.
— Но для чего же ему притворяться?
— Кто его знает! Впрочем, не он один, а все находят, что она была замечательно хороша на этом бале. Выровнялась девчонка. Можно ли было ожидать, что из нее выйдет красавица.
— Ты думаешь, ее выдадут за него?
— Еще бы! Посватался бы только, с восторгом отдадут.
— Ах, вот что еще, — вспомнила Софья Федоровна. — Катенька с Машенькой в монастырь идут. Они обе кликушами сделались, и Симионий их отчитывать будет. Мне очень хотелось бы, чтоб он и над нашей Магдалиночкой помолился.
Ее нетерпеливо прервали.
— Что такое? Кликушами сделались? Откуда эта нелепость? — отрывисто спросил Иван Васильевич, приподнимая голову с подушки и продолжая разговор в сидячем положении. Он был чем-то озабочен и раздражен. Это чувствовалось и в голосе его, и в движениях. Комната освещалась только лампадой, горевшей у киота, перед образами, но, вглядываясь в его лицо, Софья Федоровна не могла не заметить, что оно бледнее обыкновенного и что в глазах его нет обычного выражения спокойной задумчивости.
— Все это говорят, — отвечала Софья Федоровна. — С ними это в церкви сделалось, за обедней, когда Херувимскую запели, упали обе, как подкошенные, стали биться и кричать. Их вынесли без чувств, и они только дома очнулись. А что в монастырь они поступают, это наша Ефимовна от их няньки слышала…
— И скоро их туда увозят?
— Да завтра, говорят.
— И прекрасно, — вставил вполголоса Иван Васильевич.
— Тетенька Агния здесь была, а к нам и не заглянула. Это очень странно, не правда ли? Ей, кажется, сердиться на нас не за что.
— А еще что у них Ефимовна слышала? — прервал ее муж.
— Да все то же, что бес в них вселился. Впрочем, это не Ефимовна говорит, а Фаина Кузьминишна…
— Я не про то, ты все только одно повторяешь: бес да бес. Интересно знать, чему приписывают появление этого беса… Ни на кого не намекают?
— Нет… А разве есть причина? — нерешительно спросила Софья Федоровна, робко заглядывая мужу в глаза.
— Без причины ничего не бывает, — резко вымолвил он и, задумавшись, смолк.
— Граф Паланецкий мне про разбойников рассказывал, — начала, немного переждав, Софья Федоровна.
Муж ее вздрогнул.
— Про разбойников? — переспросил он, сердито сдвигая брови. — С какой стати?
— Да вот по поводу того, что они ворошовский хутор ограбили, Неужели это правда? Правда это? — повторила она дрогнувшим голосом, подождав немного ответа, которого на ее первый вопрос не последовало.
Но и этот Иван Васильевич как будто не расслышал.
— А про злодея, атамана этой шайки, ты ничего не слышала? — спросил он, пытливо взглянув на жену.