Шрифт:
Антон радостно лупил меня кулаком по спине.
– Мне плохо, – сообщила мужу Ксения Авдеевна.
– Я буду лично готовить пищу? – грозно спросил Раков. – Я, директор…
– Мне просто смешно! – заявил Прыг-скок, выгибая дугой грудь и запрокидывая голову назад. – Мне просто смеш-но! Я буду доить корову? Ха-ха!
– Погодите, здесь нужно разобраться, – деловито вступил в разговор Игорь Тарасович. – Я понял, что произошла ошибка. Мы попали не в санаторий, а на туристскую базу. Ошибка весьма странная, но не в этом дело. Меня, в частности, она не волнует, выпросить у коровы молоко я сумею…
– Му-у-у!
– Ку-ка-ре-ку!
Все обернулись в сторону Юрика и Шурика, но братья стояли с невинными рожами, выпучив свои блестящие глаза. Игорь Тарасович продолжал:
– Но что вы, уважаемый доктор, будете делать, если мы немедленно отправимся по домам и потребуем возвращения денег за путевки?
– Пожалуйста, – хладнокровно ответила Машенька. – Иван Максимович уполномочил меня никого не задерживать.
– Ну, тогда разрешите откланяться! – язвительно сказал Прыг-скок. – Был весьма рад познакомиться.
– Ай-ай! – Машенька сокрушенно покачала головой. – А ведь только час назад вы мне говорили, что готовы оказаться со мной на необитаемом острове!
Прыг-скок побагровел. Все заулыбались.
– Боже мой! – спохватилась Ксения Авдеевна. – Скорее домой! Дедушка, когда приходит катер?
– Катер? – Потапыч почесал в затылке. – Сейчас сообразим. Значит, сегодня вторник, девятое. Раз, два, три недели – тридцатое, да еще пять дней… Четвертого августа.
– Что четвертого августа? – тупо спросил Раков.
– Как что? – удивился Потапыч. – Катер, как и заказано, придет четвертого августа. А чего раньше? Островов здесь тыща, а катер – один.
Все остолбенели.
– Ну, что нам с вами делать, Сусанин в юбке? – задумчиво спросил Лев Иванович.
Машенька пожала плечами.
– Что хотите, – хмыкнув, сказала она. – Например, можете меня избить.
О, ДАЙТЕ, ДАЙТЕ МНЕ ЛОПАТУ!
Начался такой галдеж, что в озере поднялись волны.
– Так вот почему этот академик, эта старая лиса, потребовал, чтобы я доил корову! – надрывался Раков.
– А у меня он щупал мускулы и советовал рыть землю, – пожаловался Прыг-скок. – Я был уверен, что это шутка!
– Когда Иван Максимович дает советы, он никогда не шутит, – холодно сказала Машенька. – Вы должны понять, что физический труд на свежем воздухе буквально преобразит вашу нервную систему. Оставьте патентованные лекарства и ванны глубоким старикам и инвалидам.
– Нет уж, вы оставьте! – воскликнул Раков. – Я, слава Богу, лечился в двадцати санаториях и всегда уезжал как огурчик, хотя и не доил корову на свежем воздухе. Физический труд! Я лично не для того выложил сто новых советских рублей, чтобы колоть дрова и варить щи. Варить щи! Ха-ха-ха!
От одной только мысли, что его хотят заставить варить щи, Раков пришел в такую ярость, что на минуту потерял дар речи.
– Если позволите, Илья Лукич, – вежливо обратился к нему Юрик, – маленькая просьба: не кладите, пожалуйста, в щи лавровый лист. Перчику немножко куда ни шло.
– А я люблю оладьи из тертой картошки, – заискивающе сообщил Шурик. – Пожалуйста, Илья Лукич, будьте так добры, делайте почаще оладьи из тертой картошки!
– Я тебе таких оладий сделаю!.. – грозно пообещал Раков.
– Большое спасибо, Илья Лукич, – поблагодарил Шурик. – Со сметаной, пожалуйста!
– Они еще могут шутить! – прохныкала Ксения Авдеевна.
– Положение серьезное, – сказал Ладья. – Нужно подумать.
– Чего там думать? – нетерпеливо сказал Борис. – Хватит киснуть! Посмотрите на самого мудрого из нас! Вот с кого брать пример!
Шницель, вне себя от восторга, с радостным лаем носился по опушке. Он гонялся за бабочками, прыгал, становился на задние лапы, всем своим видом давая понять, что он всем доволен, что мирские хлопоты не его собачье дело.
– Этому воришке, видите ли, весело! – возмущался Раков. – Слопал мою ветчину и прыгает от восторга.
– А я завидую псу, – торжественно изрек Лев Иванович. – Для меня сейчас глубокой иронии исполнены слова, которые я где-то читал: «Нам приятно и лестно, что мы знаем о мире больше, чем знает собака». В неведении тоже есть свое счастье, в то время как знание часто делает человека печальным. Я бы хотел, как и этот пес, не знать о том глупом положении, в котором мы очутились.
– Чепуха какая-то, – возвестил Раков.