— Мои на саночках сидят, — отвечаю.

Мужик махнул рукой и пошёл туда, где снег был утоптан. Так и вернулись ребята ни с чем. А к ночи за ёлками решили идти взрослые: брат Володи Василий, сосед наш и третий — шофёр наш Тимофеевич. Им ёлки нужны были к Новому году.

Я говорила детям: «Нечего спешить! Люди встречают Новый год, и никому больше в голову не придёт идти в лес за ёлками. А сколько их там срубленных будет валяться -тех, что лесник отобрал! Вот тогда мы и выберем себе самую красивую ёлку! До Рождества ещё целая неделя»-Однако мужчины пошли в лес. Неверующими всегда владеет стадное чувство: как все — так и мы. Дети подошли к окнам, открыли форточки, прислушались: лай собак, выстрелы. Ривва Борисовна в панике: «Ой, в моего Тимофея стреляют! Зачем он пошёл? Мы бы в Москве себе ёлку купили. Убьют мужа!» А выстрелы повторялись. Вскоре вернулся Василий, он был зол и мрачен: «На лесника нарвались! Собаки злющие, а сам ружьём грозит: «Стрелять буду, стой, бросай ёлки!» Мы с Иваном ёлки бросили, идём, а Тимофеич бежать в лес пустился. Так лесник ему вдогонку палил».

Школьный учитель Покровский А. А. тоже был в эти часы в лесу. Мороз, луна, видно все далеко. «Гляжу, — говорит, — человек ко мне бежит. Лесник! Я от него помчал, а он за мной несётся. Я — к домам, человек — за мной. Так и преследовал меня, пока я не скрылся за своей калиткой. Ну, думаю, проследил, теперь знает, кто я. Что-то будет!»

Страх нападал на людей, боялись в те годы всегда и всего, ведь лагеря с заключёнными ещё были повсюду. А бежал-то за учителем не кто иной, как наш шофёр Тимофеич, удиравший от лесника. Вернулся Тимофеич не скоро, ведь крюк больше километра сделал, да и бежал-то по рыхлым сугробам. Он весь дрожал, задыхался, был красный, как рак. «По мне стреляли...» — еле вымолвил. Жена — радостно: «Провались она, эта ёлка! Я чуть вдовой не осталась, а Толька — сиротой!» На колокольне часы били двенадцать, дети спали.

Отец Владимир сказал: «Завтра выезжаем рано, служим в храме благодарственный молебен, а теперь пора спать». Наступил Новый год.

А в первых числах января мы приносили с опушки леса столько пушистых ёлочек! Срубленные, но отнятые у людей лесником, уже никому не нужные. Много ёлочек приносили к церкви, украшали ими «Иордань», готовя её к празднику Крещения. Во дворе храма делали из снега бассейн, среди которого ставили баки для воды. Её освящали на улице. Это было уже через две недели после Рождества.

В первый день Рождества Христова все мы шли в храм, потом разговлялись. Только четыре дня оставалось до начала школьных занятий, но один из этих дней мы выбирали Для торжественной ёлки. Гостей съезжалось много, в основном были семьи священников с их детьми. Я ещё постом ездила с машиной в «Детский мир» и накупала там игрушек. Но домой я их не завозила, а разгружала у знакомой старушки Елены Мартыновны, проживавшей в пяти минутах ходьбы от нас. Свёртки подписывались именами детей, складывались в мешок. Дед Мороз мог без труда распределять подарки: кому — мяч, кому — куклу, кому — конструктор и т. д.

Дом гудел от множества народа, ёлка сияла огнями, кабинет батюшки был заставлен столами с угощениями. Там сидели взрослые, а дети с нетерпением носились от окна к окну, отыскивая в сумерках ночи долгожданного Деда Мороза. Наконец приезжали дедушка и бабушка с вестью, что видели Деда Мороза, что он уже близко. Напряжение достигало высшей степени, дети теснились, толкались у окон и вдруг кричали: «Ура! Дед Мороз идёт!». Тут уж невозможно было их удержать. Забыв всякую предосторожность, они раздетые в мороз выскакивали на улицу, кричали: «Сюда, Дедушка, к нам, к нам иди!» Словно обожжённые морозом, дети влетали обратно в дом, а другие с восторженным визгом помогали Деду перетаскивать через пороги саночки с набитым мешком.

Дед Мороз величественно и медленно прошёл в столовую, взглянул на образа с зажжённою лампадою и спросил:

— Куда я попал? Что тут за праздник?

— Рождество Христово, — закричали дети.

— А здесь знают молитву Новорождённому Христу?

— Да, да, знаем!

— Тогда споём.

И по дому разлилось пение тропаря: «Рождество Твоё, Христе Боже наш». Пели и взрослые, и дети и в коридоре, и на лестнице, где была ни стоял.

Дед Мороз сел за фортепиано и спросил:

— А ещё что вы умеете петь Младенцу Христу? Тогда под аккомпанемент фортепиано дети пропели гимн:

Далее пели стихи, сочинённые самим Дедом Морозом, но давно знакомые нашим детям.

— А где же у вас рождественская ёлочка? — спросил Дед Мороз.

— Наверху, Дедушка, пойдём туда.

Все поднялись в детскую, где начались хороводы вокруг зажжённой ёлки. Дед Мороз придумал массовую игру вокруг стульев, после которой все, и сам Дед, стали мокрые от пота. Бабушка Зоя заволновалась: «У Деда станет плохо с сердцем!» Тогда усадили Деда в кресло, дали ему отдышаться и положили к его ногам таинственный мешок.

— Что у тебя в мешке, Дедушка?

— А вот узнаете. Кто мне скажет стих, споёт или сыграет на скрипке, тому я дам подарок из этого мешка.