Ехали шагом, хоть Дакре Силифант приказал гнать что есть духу. Но они были профессионалами. Взбивая пыль, прошлись галопом, пока их было видно из форта, потом притормозили. Загонять коней и переть сломя голову личит соплякам и любителям. А спешка, как известно, важна лишь при ловле блох.

Хлоя Штиц, специалистка-воровка из Имако, рассказывала Веде о своем давнем сотрудничестве с коронером Стефаном Скелленом. Каберник Турент и Фрипп Младший сдерживали коней, подслушивали, часто оглядываясь.

– Я его знаю хорошо. Уже несколько раз работала под ним…

Хлоя едва заметно заикнулась, уловив двузначный характер выражения, но тут же свободно и безмятежно рассмеялась.

– Под его командой тоже, – фыркнула она. – Нет, Веда, не бойся. У Филина принуждения не бывает. В этом смысле он не навязывался, я сама тогда искала случая и нашла. А для ясности скажу: таким манером получить его благосклонность не удастся.

– Я ни на что такое не рассчитываю, – надула губы Веда, вызывающе глянув на плотоядные ухмылочки Турента и Фриппа. – Случая искать не стану, но и не испугаюсь. Я не позволю испугать себя всякой мелочью. И уж наверняка не мужицкими фитюльками, которые иначе и не назовешь.

– А у вас ничего другого на уме, одни фитюльки, – бросил Бореас Мун, сдерживая буланого жеребца и ожидая, пока Веда и Хлоя поравняются с ним.

– А тут не ими воевать придется, уважаемые дамы! – продолжал он. – С Бонартом, ежели кто его знает, мало кто сравняется, когда о мечах речь. Я был бы рад, если б оказалось, что между ним и господином Скелленом нет ни ссоры, ни вражды. Если б все давно по косточкам разошлось.

– А я этого не понимаю, умом-то, – признался едущий сзади Андреас Верный. – Навроде бы как чаровника какого нам выслеживать велено, потому нам чуйную и придали, Веду Сельборн, вона эту. А теперича о каком-то Бонарте разговор идет и девке какой-то.

– Бонарт, охотник за наградами, – откашлялся Бореас Мун, – был с господином Скелленом в сговоре. И обманул. Хучь приобещал господину Скеллену, что энту девку пришьет, а сам в живых оставил.

– Не иначе как ему ктой-то другой поболе деньжат за живую пообещал, чем Филин за мертвую, – пожала плечами Хлоя Штиц. – Они такие – охотники за наградами-то. Чести у них не ищи!

– Бонарт не такой, – возразил, оглянувшись, Фрипп Младший. – Бонарт от раз данного слова не отступал.

– Сталбыть, еще дивнее дело сыскалось, что вдруг отступил.

– А чего бы это, – спросила Веда, – девка такая важная? Ну, та, которую надо было прибить, а не прибили?

– А нам-то что? – поморщился Бореас Мун. – У нас – приказ! А господин Скеллен имеет право своего требовать. Бонарт должон был Фальку затюкать, а не затюкал. Господин Скеллен вправе потребовать, чтобы он отчитался перед ним.

– Этот Бонарт, – убежденно бросила Хлоя Штиц, – собирается за живую девку взять поболе, чем за мертвую. Вот те и весь сказ.

– Господин коронер, – сказал Бореас Мун, – сначала тоже думал, что Бонарт одному барону из Гесо, который на банду Крысей взъелся, живую Фальку приобещал, чтоб тот с ей позабавился и помаленьку умучил. Но вроде как бы это неправда. Не ведомо, для кого Бонарт живую Фальку прячет, но наверняка не для того барона.

– Господин Бонарт! – Толстый старшина Ревности вкатился в корчму, сопя и задыхаясь. – Господин Бонарт, вооруженные в поселке. На конях едут.

– Тоже мне новость. – Бонарт протер тарелку хлебом. – Было б удивительно, если б они ехали, к примеру, на обезьянах. Сколько?

– Четверо.

– А где моя одежда?

– Только-только развесили… Еще не высохла…

– Чтоб вас разнесло. Придется гостей в подштанниках принимать. Но по правде, каков гость, такова и милость.

Он поправил затянутый на исподнем пояс с мечом, сунул штрипки от кальсон в голенища сапог, рванул за цепь, привязанную к ошейнику Цири.

– Вставай, Крысиха!

Когда он вывел ее во двор, четверка конных уже приближалась к корчме. Видно было, что позади у них долгий путь по проселкам да в непогоду – одежда, упряжь и кони были заляпаны засохшей пылью и грязью.

Их было четверо, но они еще вели запасную. При виде запасной Цири почувствовала, как ее вдруг охватывает жар, хотя день был очень холодный. Это была ее собственная пегая, все еще в ее же сбруе и под ее седлом. И в налобнике, подарке от Мистле. Наездники были из тех, что убили Хотспорна.

Они остановились перед постоялым двором. Один – вероятно, командир – подъехал ближе, поклонился Бонарту, стащив с головы куний колпак. Он был смуглый и носил черные усы, похожие на проведенную угольком черточку над верхней губой. Верхняя губа, заметила Цири, то и дело у него съеживалась – тик все время придавал ему разъяренное выражение. А может, он и верно был разъярен?

– Приветствую вас, господин Бонарт!

– Приветствую вас, господин Имбра. Приветствую, господа. – Бонарт не спеша зацепил цепь Цири за крючок на столбе. – Прошу простить, что встречаю в кальсонах, но не ожидал, никак не ожидал. Дальний путь за вами, ох, дальний… Из Гесо, значится, аж сюда, в Эббинг, пригнали. А как уважаемый барон? Здоров ли?