Она понимала, что злиться на него бесполезно, но когда вспоминала его слова, которые подслушала, стоя за шторой, то злость вновь поднималась в ее душе, подобно океанскому приливу.

В тот вечер, когда он практически обвинил ее в том, что она за ним шпионила, самообладание ее покинуло, и слова, срывавшиеся с ее уст, были уже неподвластны контролю.

Теперь она раскаивалась в том, что повторила мнение, высказанное лордом Рональдом Гоуэром.

О нем она прочла в папке, переданной генералу в Военном министерстве после его назначения в Гонконг.

Азалия понимала, что не имеет права даже прикасаться к этим бумагам, не то что читать, тем более что на папке стояла надпись «Гонконг — строго секретно».

Но когда после возвращения в Олдершот генерал случайно оставил ее на своем письменном столе, она не устояла против искушения и заглянула внутрь.

Увидев же, о чем там речь, она не сумела совладать с любопытством и не успокоилась, пока не прочла все донесения до конца.

Ей удалось это сделать, так как она упаковывала имущество генерала перед переездом в Лондон и вновь распаковывала, когда семейство обосновалось в Батлесдон-Хаусе, принадлежавшем прежде ее родному деду.

Каждый день Азалии приходилось вытирать пыль и наводить порядок в кабинете генерала, и постепенно она читала все новые и новые записки и сообщения, лежавшие в папке с надписью «Гонконг».

Бoльшая часть корреспонденции была от генерала Донована, жаловавшегося на новую политику губернатора; если верить его словам, она не только приводила в ярость военные власти в колонии, но и вызывала тревогу и беспокойство у всех европейцев.

Фактически поведение военных критиковал лишь лорд Рональд Гоуэр.

Его высказывания были доведены до сведения военного ведомства, поскольку он отказался ехать в Японию с группой офицеров Семьдесят четвертого полка, где они намеревались провести отпуск, возмущенный их, как он выразился, «деревенской надменностью».

Азалия не сомневалась, что дядя направляется в Гонконг с твердым намерением установить там жесткий порядок, за который так настойчиво ратовал генерал Донован.

— Донован мыслит правильно, — заявил он как-то жене за обедом, на котором присутствовала и Азалия. — Я буду придерживаться его методов, чтобы держать в узде бунтовщиков. Пусть знают, что их ждет в случае непослушания. Программа «милосердия», проводимая в жизнь губернатором, оказалась совершенно несостоятельной.

— Почему же, дорогой? — поинтересовалась леди Осмунд, но по голосу тетки Азалия поняла, что эта тема не слишком ее интересует.

— Разбой, убийства и случаи поджогов все учащаются. Ведь губернатор показал населению, что он слаб и сентиментален.

— А что за преступления они совершают? — не удержавшись, спросила Азалия.

— Грабежи, разумеется, наиболее «доходные», если можно так выразиться, из всех преступлений, — ответил ей дядя. — Китайцы, всегда отличавшиеся большой изобретательностью, через водостоки под землей пробираются в подвалы банков, ювелирных лавок и на склады богатых торговцев.

— Боже! — с ужасом воскликнула леди Осмунд. — Так они заберутся и в нашу резиденцию!

— Нет нужды беспокоиться об этом, дорогая, — ответил генерал. — Наша резиденция находится под надежной охраной. Кстати, когда в Западной Индии грабители проникли в хранилища Центрального банка, их добычей стали тысячи долларов банкнотами и золотые слитки стоимостью в одиннадцать тысяч фунтов.

— Какие ловкачи! — непроизвольно вырвалось у Азалии.

Дядя смерил ее своим обычным презрительным взглядом.

— Ловкачи? Я не стал бы применять такое слово к преступникам, — холодно заметил он. — После вступления в должность я немедленно возобновлю публичную порку и казни, а также позабочусь о том, чтобы в «гуманных тюрьмах», устроенных губернатором, негодяи чувствовали себя как можно неуютней.

— Неужели вы и вправду верите, что такие жестокие методы помогут обуздать преступность? — удивилась Азалия.

— Я позабочусь об этом, — зловещим тоном ответил генерал.

Леди Осмунд не проявила никакого интереса к разговору. Она была занята другим — покупкой элегантных платьев для дочерей и для себя, ибо не намеревалась отказываться от приемов в доме губернатора, как бы сурово ее супруг ни отзывался о его хозяине.

В каждой британской колонии дом губернатора являлся средоточием светской жизни, и леди Осмунд не сомневалась, что только там Виолетта и Маргарита смогут встретить достойных молодых людей, которые станут в дальнейшем богатыми и почтенными супругами.

Однако, вернувшись как-то раз в Батлесдон-Хаус с чаепития у вдовы одного из бывших командующих гарнизоном, она выглядела немного встревоженной.

— Знаешь, Фредерик, что сказала мне леди Кеннеди? — спросила она генерала, как только вошла в дом.