Из последнего факта следует, что заведывание критика «Славы» Чаплина также проявило себя лишь наполовину. Претензий к капитану 1 ранга Антонову, в общем-то, не должно быть никаких, поскольку он исполнил все приказания флагмана — «Слава» была затоплена у входа в канал, вся команда (кроме тел убитых) была принята на миноносцы, кормовой 12-дм погреб взорван (носовой был затоплен).

Послесловием к гибели «Славы» стал один курьёзный факт. Немцы, вытеснившие из Моонзунда русские силы, не подозревали о конце «личного врага германского кайзера». Услышав взрывы на «Славе» и наблюдая поднявшийся из-за горизонта огромный чёрный гриб, они первоначально приписали эти события взрыву русскими оставляемых на северной оконечности Моона складов боезапасов. Повреждённый в бою линкор первоначально расценивался ими как притопленный на отмели, который вскоре обязательно должны попытаться поднять и увести. Поэтому начальник торпедных сил коммодор П. Гейнрих отдал приказание трём миноносцам 13-полуфлотилии (S-61, S-64 и V-74) отыскать в ночь на 5 октября «Славу» и добить её торпедами. В 22.00 командующий полуфлотилией капитан-лейтенант Цандер вывел свои миноносцы в рейд.

Однако удача не сопутствовала немцам: через несколько минут после полуночи S-64, идущий вторым, потряс сильный взрыв. Под его первым котельным отделением взорвалась одна из 84 мин, поставленных в четыре линии за 12 часов до этого у северной оконечности Моона минным заградителем «Бурея». Все 6 человек, находящихся в отсеке, погибли, ещё пятеро были ранены. S-64 потерял управление, но продолжал держаться на воде. От взрыва несколько соседних мин сорвались с якорей и всплыли рядом с миноносцем. Тем не менее, концевой S-61, дав задний ход и развернувшись, взял его на буксир и пытался тащить прочь кормой вперёд. Но повреждённый корабль, пройдя 100 метров, так плотно сел на мель, что было решено бросить его. Сняв команду, немцы ушли, причём у S-61 открылась течь, а V-74 повредил винт. Оба миноносца нуждались в ремонте и временно вышли из строя. [288] Так «Славе», уже не находившейся среди живых, довелось сработать в не очень свойственной для линкора роли приманки и хоть как-то поквитаться с врагом.

Вечером 4 октября капитан 1 ранга Антонов с двумя офицерами «Славы» прибыл в Гельсингфорс на штабной корабль «Кречет» для доклада о бое командующему флотом А. В. Развозову. Начальник разведотдела Балтфлота И. И. Ренгартен отмечал в дневнике встречу с ним: «Седой, еле бредёт, скис совершенно. Но бой был славный».

Затонувший миноносец S-64

Команда «Славы» в тот же день была доставлена миноносцами в Рогекюль, откуда вечером поездом отправлена в Ревель. Оттуда матросов поездом доставили в Петроград, где разместили в казармах 2-го флотского экипажа. Постановлением общего собрания команды, за подписью предсудкома Н. Н. Зуева, было «единогласно решено вознаградить солдатским Георгиевским крестом 4 степени за верную и самоотверженную работу управлением корабля и единодушие с командой в боях» командира корабля Антонова, старшего офицера Галлера, старшего артиллериста Рыбалтовского, штурмана Малинина, стармеха Мазуренко, младшего артиллериста Иванова и мичмана Пышнова, «а остальных всех офицеров — повышением в чине». По-видимому, силы это представление не возымело.

После гибели «Славы» германские моряки Отряда особого назначения не раз посещали её развалины и с удовольствием позировали на ней перед фотокамерами на память. Благодаря этому до нашего времени дошло немало фотографий затопленной «Славы». Порой они сопровождались довольно курьёзными подписями, как на фото наверху: «Орудия русского линкора „Слава“ после уничтожительного попадания „Кёнига“»

Зато причитавшееся получила команда. Речь идёт о выплате каждому из матросов «Славы», как погибшего корабля, годового оклада жалования, предоставления трёхмесячного отпуска и выдачи полного комплекта обмундирования. Рассмотрев этот вопрос, ЦКБФ, как сказано в протоколе «считаясь с заслугой товарищей со „Славы“ перед родиной и революцией» постановил его удовлетворить, причём вместо шинелей, которых имелось мало, части людей выдали бушлаты. Рапортами офицеров «Славы» по своим заведованиям ими было представлено к награждению Георгиевскими крестами 3 и 4 степени, а также небольшим количеством Георгиевских медалей, в общей сложности 124 нижних чина (с весны 1917 г. было принято говорить «матросов») «Славы». Судьба этих награждений также пока неясна. [289]

Сведениями о дальнейшей участи команды «Славы» автор не располагает, по-видимому, она разделила судьбу большинства тогдашних революционных балтийских матросов. В документальном сборнике «Балтийские моряки в подготовке и проведении Великой Октябрьской социалистической революции» приводятся фамилии двух славцев, раненых во время штурма Зимнего.

Выгоревший остов «Славы», как только позволил остывший металл, подвергся набегу местных рыбаков, которые «тащили с корабля всё, что только можно». Позднее их сменили германские «трофейщики», демонтировавшие более крупногабаритные части, преимущественно бронзу и, в первую очередь, винты корабля. В 1926 г. эстонское правительство дало концессию частному судоразделочному обществу на разрезку корабля на месте. К 1931 г. от «Славы» остался только «железный, фута на два покрытый водой, остов». Впоследствии, разделяя его на части подрывом пиропатронами, подняли наверх отдельные фрагменты корпуса и внутренних конструкций.

Выгоревший остов «Славы» на мели. На нижнем фото хорошо заметно, что кормовая 12-дм башня после взрыва осела вниз почти на полметра. Кормовая переборка надстройки вывернута вверх и изогнута, а палубный настил юта почти не пострадал (верхнее фото из коллекции Г. Стафа)

На верхнем левом фото хорошо виден длинный прибойник левого 12-дм орудия, свисающий через проём в тыльной броне башни. Последние снимки (правый верхний и нижний) сделаны во время разборки, проходившей с 1926 по 1931 гг.

В морском музее Таллина до сих пор хранится фигура орла, который значится, как орёл со «Славы». Удалось уточнить некоторые детали, относящиеся к нему. На груди у него прибита латунная табличка, из текста которой можно понять, что это — «носовое украшение „Славы“, подаренное музею храбрыми эстонскими моряками-водолазами». Несмотря на то, что на многочисленных сохранившихся фотографиях линкора на нём уже с 1907 г. не просматривается никаких орлов — ни носовых, ни кормовых, это, видимо, действительно орёл со «Славы», неясно, правда какой, поскольку его форма и размеры не подходят к тому, что наличествует на фото корабля. [290] Этот орёл, да фаянсовый чайный бокал с надписью «Слава» и лента с бескозырки, находящиеся в экспозиции Центрального Военно-морского музея — вот всё, что осталось ныне от некогда самого знаменитого корабля Балтийского флота. Существует романтическое предание, особо ревниво оберегаемое в эмигрантских публикациях, что последний выстрел «Славы» в бою 4 октября 1917 г. не был её окончательным выстрелом. Когда судоподъёмщики, разрезая корабль на слом, разделяли пополам один из его 12'' стволов, «орудие, собрав свои последние силы, застонало, загремело, и выпустило ещё один снаряд, напомнив о былом боевом прошлом погибшего корабля и о Великой России». Пусть эта легенда, сомнительная по своей сути, останется красивой эпитафией славному кораблю, сражавшемуся много лет назад у входа в Моонзунд до конца.

Бой 4 октября и для немцев, и для русских разворачивался в ситуации, совершенно отличной от той, для которой создавались линкоры обеих сторон. И те, и другие корабли проектировались для сражения в открытом море, а у Моонзунда вынуждены были сражаться на мелководье, в окружении отмелей, каменных банок и минных полей, маневрируя малым ходом за тральщиками, периодически окутывающимися дымовыми завесами.

В бою «Слава» получила 7 попаданий 12'' снарядов с «Кёнига», не считая близких разрывов, заливавших палубы и надстройки. Все попадания чётко подразделяются по времени на три последовательных момента и на этом основании могут быть отнесены к трём залпам, которые легли падением в 12.25 (3 попадания), 12.30 (2 попадания), 12.39 (2 попадания). Обстоятельством, в итоге роковым образом сказавшимся на судьбе «Славы», стала незакрытая дверь между отделением динамо-машин и расположенными от него к носу крупными отсеками погребов 12'' установки. То, что она осталась открытой после пробития боевой тревоги и подготовки корабля к бою, опять-таки свидетельствует о серьёзно пошатнувшейся дисциплине личного состава линкора. Если бы дисциплина поддерживалась на должном уровне и все водонепроницаемые люки, двери и горловины были плотно задраены, как предписывалось боевым уставом, затопление отсека динамо-машин и нескольких смежных с ним небольших помещений привело к поступлению самое большее 250–300 т воды. Это, вместе с водой, принятой для спрямления, а также водой, залившей провизионную кладовую и шкиперскую, не превысило бы 1100 т. Подобное давало увеличение осадки на 0,5 м (до 8,8–8,9 м) и теоретически предоставляло «Славе» шанс на отход каналом на север.