— Я Терри, а это моя жена Дафни.

София поздоровалась с ними. Дафни улыбнулась. Поговорив с Гектором, Терри и его жена в обнимку удалились, приветствуя на ходу тех, кого знали.

Кто-то захлопал в ладоши, призывая собравшихся снова сесть за столы. Гектор попросил Софию сесть за его стол. Никаких карточек с именами тут не было, но гости, кажется, прекрасно знали, где кто должен сидеть. София увидела свободный стул и присела.

Рядом с ней оказался мужчина неприступного вида в костюме и при галстуке — худощавый, с короткой стрижкой. На нем были очки в золотой оправе, и держался он как-то натянуто. Он представился как Эрнст Лундваль и затем сидел молча, пока молчание не стало невыносимым — вероятно, в конце концов он сам это понял.

— А вы давно знакомы с Гектором? — спросил он.

София рассказала о несчастном случае, о котором Эрнст хорошо знал, и о том, как они познакомились в больнице. Затем задала тот же вопрос ему.

— Я помогаю издательству Гектора в правовых вопросах. Я юрист и адвокат, занимаюсь авторским правом.

Голос у него был гнусавый и невыразительный.

Ужин стал для Софии испытанием. Эрнст Лундваль отвечал на ее вопросы коротко, сам ни о чем не спрашивал и разговор не поддерживал. Он даже не пытался проявить воспитанность и вести себя, как подобает в такой ситуации. Мужчина, сидевший по другую руку от нее, не мог спасти положение — он не говорил ни по-шведски, ни по-английски. В конце концов София сдалась и продолжала есть в полном молчании.

Иногда она поглядывала на Гектора, который увлеченно беседовал с сестрой, сидевшей рядом с ним. С другой стороны от него сидела красивая женщина лет тридцати. Встретившись взглядом с Софией, она поспешно отвела глаза. София поймала себя на том, что пристально смотрит на нее.

Гости иногда выходили покурить. Она воспользовалась этим, извинилась перед Эрнстом и вышла.

Стоя одна у входа в ресторан, она закурила. После нескольких бокалов шампанского у нее слегка кружилась голова, и сигарета показалась ей очень приятной на вкус. Позади нее открылась дверь, и вышел Арон в сопровождении двоих мужчин.

— Привет, София!

— Привет, Арон.

Он огляделся. Один мужчина пошел направо по улице, другой налево. Арон обернулся к ней:

— Могу я попросить тебя зайти внутрь?

София удивилась, но он держался так, словно его просьба была совершенно естественной.

— Да, конечно.

На улице появилась машина. Мужчина, ушедший направо, замахал Арону, и тот вышел на проезжую часть. Машина приближалась. София вернулась в зал.

Пока она выходила покурить, на вечеринке воцарился полный хаос. Все пересели на другие места и теперь разговаривали за чашечкой кофе с ликером. На ее стуле за столом Гектора уже сидел кто-то другой. София нашла свободный стул за другим столом. Вскоре появился Эрнст Лундваль и плюхнулся рядом с ней.

— Они заняли наши места!

Он был явно возмущен произошедшим.

Снова открылась входная дверь, и вошел накачанный мужчина с короткой стрижкой. Он быстро окинул взглядом зал. За ним появился пожилой хорошо одетый человек с седыми волосами и загорелым лицом, а последним вошел Арон, который запер за собой дверь. Гектор поднялся со своего места — вид у него был удивленный, почти растроганный. Пожилой мужчина подошел к нему, и они обнялись.

— Гусман эль Буэно! — выкрикнул кто-то, и все собравшиеся захлопали в ладоши.

Гектор обменялся несколькими фразами с отцом, София видела, как отец похлопал его по щеке. Официантка помогла Адальберто Гусману снять плащ, начали передвигать стулья, кто-то пересел, и Адальберто уселся рядом с сыном. Они немедленно углубились в беседу, при этом отец не выпускал руки сына.

Эрнст Лундваль тем временем напился и стал более разговорчив: принялся рассказывать Софии, какую музыку он любил слушать в молодости и какую предпочитает теперь. София пыталась проявлять интерес, но ее взгляд невольно устремлялся к Гектору и его отцу — в их фигурах было что-то радостное и притягательное.

— Простите. — Она поднялась.

Он не услышал ее слов, продолжая что-то долдонить про свою никому не интересную молодость.

— Это мой отец, Адальберто Гусман.

София поздоровалась, а Гектор тем временем по-испански рассказывал отцу о Софии. Адальберто взял ее за руку и не выпускал, глядя ей в глаза, пока сын говорил.

Затем Гектор поднялся и предложил Софии руку. Они пошли по кругу, Гектор представлял ее своей разношерстной компании, и у нее возникло чувство, что этот проход по ресторану под руку с Гектором создает впечатление, будто они пара, что он хочет показать ее своим друзьям. Высвободив руку, София вернулась на свое место, с удовольствием отметив, что Эрнста Лундваля нигде не видно. Из колонок зазвучала музыка, гости встали и начали танцевать. Через некоторое время подошел Гектор и сел рядом:

— Ты боишься меня?

Она покачала головой. Он посмотрел на танцующих.

— Я ничего не имел в виду, когда представлял тебя своим друзьям.

— Ну и хорошо, — ответила София.

Он взял ее руку в свою:

— Ты не возражаешь?

Она улыбнулась.

Так они и сидели, держась за руки, наблюдая за танцующими. У Гектора была большая и горячая рука, в которой приятно было ощущать свою.

Около двух часов ночи гости начали расходиться, и полчаса спустя музыка зазвучала тише. В зале оставалось человек десять, в основном они собрались вокруг одного стола. Гектор, Адальберто, Инес, Арон и Лежек — тот парень с короткой стрижкой, который прибыл вместе с Адальберто, а также Терри и Дафни. Рядом с Гектором оказалась та красивая женщина. София сидела рядом с Ароном, разговаривая с ним о пустяках. Затем он заговорил со стриженым поляком Лежеком. София оглядела собравшихся за столом, ее взгляд остановился на Инес. Та выглядела как ребенок, обидевшийся на отца, а Адальберто разговаривал с ней с мученическим выражением лица, словно изо всех сил старался порадовать дочь, но тщетно. Терри и Дафни сидели, слившись друг с другом. София перевела взгляд на Гектора. Он не разговаривал с женщиной, сидевшей рядом с ним; за весь вечер он перекинулся с ней лишь парой фраз. София поймала себя на том, что снова разглядывает ее. В женщине чувствовалась внутренняя гордость — холодная красота, немного печальная. Казалось, она грустна и погружена в себя. Однако было что-то величественное во всей ее фигуре — слово «красивая» не могло передать всей сути. София почувствовала укол зависти.