Повисла напряженная тишина, и она взяла руку Матиаса и сжала со всей силы. Пока он не воскликнул « Ай».

И тогда она поняла.

Это… был не сон.

***

Окей, Матиас и представить не мог, что в жизни ему придется знакомиться с родителями женщины… и, определенно, не при таких обстоятельствах: женщина, которую он любит, считала его плодом воображения, ее мать стояла в дверном проходе так, будто не знала, войти и попробовать еще раз… или же испариться.

Прежде, чем происходящее стало еще более странным, он передвинул Мэлс в своих объятиях и поднялся на ноги. Поправляя футболку из «Хэйнс», он жалел, что выглядел сейчас как бездомный. Безродный, но, по крайней мере, чисто выбритый.

Прошедшие три недели он оставался в гостиницах поблизости, присматривая за Мэлс, наблюдая за ней с расстояния, чтобы убедиться, что она в порядке. И она была.

Но не сказать, что обошлось без сюрпризов. Каждое утро, когда она скрывалась в новостной комнате, он думал, что она работала над статьей, но нет. После той единственной поезди на Манхэттен – разумеется, он последовал за ней и совершил налет на свою заначку денег и оружия… она придерживалась дома более чем в одном смысле.

В день, когда прогремела история, он узнал, что не она опубликовала ее.

Отчего-то это сделало его любовь к ней только сильнее.

Подойдя к ее матери, он протянул ей руку.

– Эм… я – Мэт. Друг Мэлс.

Ее мама была совсем не похожа на Мэлс – ниже, более хрупкая, с волосами, отмеченными сединой, и ярко зелеными глазами… но очень приятная… и с кратким рукопожатием, которое напомнило ему о ее дочери.

– Меня зовут Элен. Я очень рада познакомиться. – И, судя по тому, как сиял ее взгляд, она говорила правду.– Вы останетесь на ужин?

Он посмотрел на Мэлс. Когда она, казалось, была не в состоянии отвечать, он подумал – «Чем черт не шутит».

– Да, мэм. Если вы позволите.

– О, это чудесно! – Элен хлопнула в ладоши, а потом наклонилась к комку потрепанной шерсти, который подошел к ней, приветствуя ее в ее же собственном доме. – Это твоя собака?

– Он принадлежит всем, – ответили они с Мэлс в унисон.

– Ну, он тоже приглашен… да, да, и ты, хороший мальчик. – Выразив любовь и ласку, Элена перевела взгляд. – Я съезжу в магазин, чтобы мы смогли приготовить бургеры на гриле. Это будет шикарно, вечер теплый, и мы должны воспользоваться возможностью, пока пес с нами!

На этой ноте женщина повернулась на каблуках, взяла ключи и вышла… будто знала, что им нужно поговорить без участия третьих лиц.

Не считая собаки.

Мэлс просто смотрела на него, когда Матиас повернулся к ней.

– Ты на самом деле вернулся?

– Да, – кивнул он.

– Я видела, как ты умер.

Он сделал глубокий вдох. Он провел много времени, размышляя, как ей все объяснить, а потом решил, что будет выражаться туманно. Ей незачем считать, что он лжет… или что слетел с катушек.

– Ну, это выглядело так.

– Ты был в больнице? Куда ты ездил?

– Джим позаботился обо мне.

– Я думала, что он похоронит твое тело.

В свое время он все объяснит, подумал Матиас. Но его женщина выглядела так, будто ее мозг охватила судорога. Так что да, ошарашить ее заявлением «Я-побывал-в-Раю-и-видел-Господа» – вероятно не лучшая идея.

– Все вышло иначе. – Он присел. – Скажем так, меня спасли. В конце… меня спасли, и я мог думать лишь об одном – чтобы вернуться к тебе.

Слезы брызнули из ее глаз, заструились по щекам.

– Я не думала, что увижу тебя снова.

– Я здесь. Так ты позволишь поцеловать себя?

Мэлс потянулась к нему, отвечая, ее руки сомкнулись вокруг его шеи, рот нашел его, и они слились воедино.

И это было лучше Рая.

На самом деле, он взял бы ее на месте, если бы не опасался, что это приведет к толкам среди соседей… но для этого еще будет время, в более уединенном месте.

Если будет на то воля Божья.

Отстраняясь, он заправил ее волосы за ухо.

– Ты должна кое-что знать… я не стану сдаваться с повинной.

– Властям?

– Если я это сделаю, меня убьют в тюрьме. Может, это будет оперативник, может – старый враг… но я… я уже отсидел свое. Сполна расплатился за свои грехи.

Заточение в Аду – именно то, что он заслужил, и хотя по земным меркам его пребывание там могло исчисляться днями, внизу это была вечность, пожизненный приговор в исполнении.

– Я клянусь тебе, больше никакой лжи, никакого обмана, ничего. Я буду паковать овощи, выписывать штрафы, я… не знаю, чем буду зарабатывать на жизнь. Но я что-нибудь придумаю, и этот заработок будет честным.