— Когда все вещи займут свои места, впечатление будет цельным, и в этой цельности каждая ее часть будет цельной. Как в соборе. Сколько там напластований, сколько избыточности! Сколько бы ты ни ходил в Миланский собор, ты всегда увидишь что-то, чего не замечал прежде. А уж что тебя восхитит — витражи или свечной огарок, — это вопрос другой. Разные по значимости, все они неотъемлемая часть целого.

— Все, — Георг подымает руки, — я готов строить собор.

То, что я задаю девушкам, и то, чем занимаюсь сама, и есть одно целое. Они складывают вместе разнородные предметы — и я складываю. Они создают театр по картине — и я создаю театр по картине. У них Клее — у меня Кин. Как большинству из них, мне нравится то, что выходит. Как и они, я смотрю на все как на чудо.

«У меня ощущение, что мне открылась тайна. Некоторые предметы так явно на нее намекают: ракушки, горлышки стеклянных банок с нарезкой. Меня учили «строить» предметы — рисовать среднюю линию, измерять, учить теорию о том, где какие окружности и овалы получаются у округлых предметов. И мне это никогда не удавалось, предметы выходили кривобокие, я злилась и скучала. А тут так легко создается форма и объем. Я теперь хищно смотрю на окружающие предметы и даже в воображении рисую все спиральками».

«Сразу захотелось найти ритм в каких-то случайных вещах, не подбирать специально, что будет смотреться красиво, а вот прямо что под руку попадется, то и взять, даже если на первый взгляд эти вещи совсем не сочетаются и вызывают полный диссонанс (не говоря уж о том, что некоторые вещи и сами по себе вызывают у меня раздражение).

Просто в жизни так много вещей, на первый взгляд, таких несовместимых, что режет глаз, а если присмотреться, то можно найти очень ритмические сочетания несочетаемого…

Вот моя первая попытка.

Попались на глаза и под руку в течение пяти минут: кусочек ткани, бобы, кусок картона из-под коробки для яиц (из мусорки), несколько монет, несколько бусин, кожаная штучка из-под сломанного браслета, засохший кусок хлеба, два гвоздя, морковина, плетеная закладка для книг, бинт, засохший цветочек, несколько камушков, ватка».

Георг — еще один сквозной персонаж жизни и книг. Когда мы с ним встретились, ему было двадцать восемь, а мне тридцать семь. К тому времени он издал каталог к выставке дизайна, созданного в ателье Фридл Дикер и Франца Зингера, а я — каталог к выставке Фридл в Яд Вашем. На моей выставке были работы из коллекции Георга Шрома, но самого его я никогда не видела.

Оказавшись в Вене, я ему позвонила, и он пригласил меня к себе.

Я поднялась на лифте на последний этаж старого дома в центре города, нажала на кнопку звонка. Дверь открыл изящного вида молодой человек, провел меня в огромную комнату — ателье архитектора и куда-то вышел.

Через какое-то время он снова появился и спросил, чем может служить. Я сказала, что жду архитектора Шрома.

— Тогда я к вашим услугам, — улыбнулся он как-то смущенно.

Глядя на него, я подумала про Ульриха, главного героя романа Музиля «Человек без свойств».

Чем дольше я его знаю (а мы проработали вместе уже пятнадцать лет), тем больше общего нахожу между ним и Ульрихом. Австрийский аристократ. Богема. Много друзей и полное одиночество. Старинный «ситроен»: раньше все обращали внимание на водителя, теперь — на его машину. Автолюбители ее фотографируют. Преподносят ей цветы — в Праге мы как-то утром обнаружили на лобовом стекле букетик фиалок.

«Человек без свойств» не должен работать, и, будь у Георга такая возможность, он жил бы в свое удовольствие. Посещал бы светские рауты, стоял бы в стороне с бокалом вина и наблюдал за происходящим. Прекрасно одетый, в свежевыглаженной голубой или белой рубашке и начищенных до блеска мокасинах, он подъезжал бы на своем «ситроене» к ресторану, где его поджидают приятели и вкусная еда.

Даже мрачнейшая официантка из кафе в Малой крепости улыбается при виде Георга и обслуживает его в первую очередь. Однажды он пришел туда, когда она запирала дверь кафе, но, увидев Георга, открыла дверь и подала ему гуляш с кнедликами.

Все любят Георга: компанейский человек, ни с кем не спорит, если что не нравится — молчит. Станешь допытываться — уйдет в сторону. Я не знаю, о чем он думает на самом деле, что чувствует.

Его дом открыт для всех. У меня есть ключи от его квартиры. На всякий случай. Мы пьем кофе за столиком Франца Зингера, сидим на его стульях, наводим порядок в шкафу Фридл. Чего только там нет! И образцы тканей, и сумочки, и книжные переплеты…

Мебель, архитектурные проекты со всей документацией, гравюры, текстиль, фотографии здесь, в этом ателье, пережили войну. Польди Шром, тетя Георга, спрятала все в темную комнату для проявки фотографий. Недавно Музей Вены обратился к Георгу с предложением — купить всю коллекцию и сделать большую выставку и каталог.

— Инсталлировать ателье… вместе с тобой. «Человеку без свойств» нельзя лишаться привычной среды обитания. Перед вами магистр Шром… Он продал свою коллекцию, дабы избавиться от диссертантов и докторантов.