Неожиданно для себя самого Жан снял сапоги и вошел в воду. Если бы сейчас на берегу появились индейские воины, он бы не смог защитить свою жизнь, потому что ружье и пистолеты он оставил в седельных кобурах. Правда, за поясом Жан всегда носил нож, но в рукопашной схватке с кроу он бы наверняка проиграл. Впрочем, сейчас он об этом не думал. Они оба чувствовали себя детьми, тайком от взрослых встретившимися в укромном уголке заросшего сада, вот только грозившая им опасность была отнюдь не детской, и Вачиви это понимала. Жан видел это по ее глазам и удивлялся ее храбрости. Большинство женщин — и не только индианки — в подобных обстоятельствах убежали бы от него с воплями, но Вачиви как ни в чем не бывало плавала кругами в нескольких футах от него, то ли играя, то ли испытывая судьбу, а может быть, она не испытывала ни малейшего страха перед незнакомцем. В ее взгляде, впрочем, не было ни намека на поощрение, да и на доступную женщину она совсем не была похожа. Любопытство, невинность, открытость и дружелюбие — вот что выражало ее лицо, и Жан в очередной раз подумал, что встретившаяся ему девушка была во всех отношениях необыкновенной. Казалось, она была уверена, что он никак не угрожает ее добродетели, что, впрочем, могло свидетельствовать как о непомерной храбрости, так и об излишней доверчивости.

Потом Вачиви знаками показала Жану, что хочет одеться. Он вышел на берег и стоял, отвернувшись, пока она натягивала платье и мокасины. Когда она оделась, оба сели на поваленное дерево и, пустив в ход язык жестов, попытались обменяться хотя бы крохами информации. Жан спросил, есть ли у нее дети, и когда Вачиви отрицательно покачала головой, он окончательно убедился, что она не замужем, хотя для ее возраста это было необычно. Насколько ему было известно, большинство индианок выходили замуж очень рано и быстро обзаводились детьми. Очевидно, Вачиви и в самом деле была любимой дочерью вождя, с которой тот никак не хотел расстаться.

Когда настал черед Вачиви «говорить», она жестами показала, что ее украли из дома и три дня везли на лошадях. Она также продемонстрировала запястья, на которых остались следы от веревок из сыромятной кожи, после чего показала рукой в сторону селения, из которого пришла. Эти сведения, однако, несколько озадачили Жана. Сначала он подумал, что кроу захватили ее в военном походе, но если Вачиви пленница, то что она делает у озера одна?

Какое-то время спустя Жан отвел девушку к своей лошади и показал несколько карандашных набросков и зарисовок, на которых были изображены озера, леса и люди — индейцы и белые. Рисунки были хороши, и Вачиви рассматривала их очень внимательно и серьезно. Показал Жан и несколько карт, но они не произвели на девушку особого впечатления — похоже, она вовсе не поняла, что это такое. Во всяком случае, Вачиви жестами дала понять, что рисунки нравятся ей больше.

Незаметно наступил вечер, пришла пора расставаться, но расставаться им не хотелось. Всего за несколько часов они сумели подружиться, хотя понимали друг друга с грехом пополам, да и принадлежали они к двум совершенно разным мирам. И все же у французского аристократа и дикарки с Великих равнин было много общего — оба оказались далеко от родных мест, оба скучали по дому. Живописное озеро, возле которого они встретились по воле случая, объединило их и странным образом подарило надежду на скорые перемены.

Наконец Вачиви ушла, а Жан остался, чтобы зарисовать водопад. Начинало смеркаться, и он торопился — рисунок Жан хотел подарить своей новой знакомой.

Но на следующий день Вачиви не пришла, и он напрасно прождал ее до темноты. Не было ее и через день, и Жан начал бояться, что с ней могло случиться какое-то несчастье. Откуда он мог знать, что обе жены Напауши заболели, объевшись каких-то ягод, и Вачиви пришлось остаться в лагере, чтобы присмотреть за детьми. Она появилась на берегу только на третий день и очень огорчилась, когда не увидела там Жана. Вачиви даже подумала, что никогда больше его не увидит и что он вернулся туда, откуда пришел. Наткнуться на кроу Жан не мог — если бы это случилось, в лагере пошли бы разговоры о появлении белого человека. Если бы он погиб в стычке, воины принесли бы Напауши его скальп. Что ж, по крайней мере, Жан был жив; он просто исчез так же внезапно, как появился, и Вачиви снова подумала, что видела скорее не человека, а духа. Жаль только, что он не побыл с нею подольше — ведь он был добрый дух, он не причинил ей зла, с ним ей было интересно. Но быть может, рассуждала она, духам нельзя подолгу жить на земле, вот Жан и вернулся в свою страну.

И снова Вачиви вернулась в лагерь тихая и задумчивая. Всю дорогу до лагеря она размышляла о Жане и о том, увидит ли она его когда-нибудь. Вачиви и забыла, что в этот день мужчины племени праздновали очередную удачную охоту. Некоторые выпили слишком много возбуждающего отвара, в их числе был и Напауши. Обычно вождь не позволял себе напиваться, но сегодня настроение у него было действительно праздничным: племя с избытком обеспечило себя мясом и шкурами, и теперь можно было не бояться долгой суровой зимы. Вот почему Напауши допоздна пел и танцевал у костра вместе со всеми, а когда вернулся в типи — попытался лечь на постель рядом с Вачиви.

Вачиви еще не успела заснуть, она слышала, как Напауши прилег рядом с ней, но продолжала лежать неподвижно, делая вид, будто крепко спит, и через какое-то время вождь вернулся на свое ложе в северной стороне жилища. Скоро он захрапел, а Вачиви все думала о том, как ей теперь быть. Она не желала становиться женой Напауши, хотя до сих пор он был с ней терпелив и мягок. С другой стороны, в последнее время она отчетливо видела, как растет его желание, и опасалась, что вождь может сделать ее своей женой насильно. Его терпение рано или поздно иссякнет, и если до тех пор она не сбежит, ей придется покориться своей участи. От других женщин Вачиви знала о физическом аспекте замужества, знала она и то, что принадлежит Напауши и он волен делать с ней все, что пожелает. Было просто удивительно, как он до сих пор не воспользовался своим правом.

А впереди была зима, были долгие зимние вечера, которые ей придется проводить с ним в одной хижине. Через каких-нибудь три-четыре месяца жены Напауши, вынашивающие младенцев, уже не смогут исполнять свой супружеский долг, и тогда ей не избежать своей подневольной участи. Для вождя было особенно важно иметь как можно больше детей, и он, естественно, постарается, чтобы и Вачиви рожала ему сыновей и дочерей. Кроме того, Напауши возжелал ее с первого дня ее появления в племени. До сих пор он сдерживал себя, но Вачиви чувствовала его желание. Знала она и то, что времени у нее осталось совсем немного. Она поклялась не допускать его до себя, но осуществить это на практике можно было только одним способом — исчезнуть, раствориться в бескрайних лесах, чтобы ни один самый изощренный следопыт не сумел ее отыскать. В противном случае она покончит с собой. До сих пор Вачиви не допускала и мысли об этом — тот, кто добровольно лишал себя жизни, никогда не попадал в Страну Вечной Охоты, но теперь все изменилось. Если не будет другого выхода, она сделает это в память о братьях и Охитеке, духи которых никогда не обретут успокоения, если Вачиви сделается женой врага.