В коридорах «Золотой пули» сновали киношники. Режиссер Худокормов распоряжался операторами, которым предстояло снимать интерьер кабинета Обнорского. Мимо меня пробежал актер, приглашенный на роль Спозаранника, который был удивительно похож на Глеба. С тех пор как начались съемки фильма, актеры появлялись здесь часто, стараясь лучше узнать тех, кого им предстояло играть.

— Может, покурим? — подскочил невесть откуда взявшийся Модестов.

— Да отстань ты, — отмахнулась от него я. — И без тебя тошно. Иди вон лучше к жене, она с утра тебя ищет.

Обиженный Миша подошел к окну и галантно поднес зажигалку Асе Барчик. Этой роскошной девице предстояло воплотить на экране Снежану Прибрежную, от лица которой писала Завгородняя. Я искренне пожалела актрису, которой суждено было исполнять роль моей героини, Куницыной, и направилась в буфет.

Там сидели Завгородняя и Железняк, они пили морковный сок и о чем-то оживленно сплетничали. При моем появлении Нонка дернулась и, прихватив с собой недопитый стакан полезного напитка, демонстративно удалилась. Я взяла горячий беляш и молоко, пить которое приучил меня Скрипка, и подсела к Завгородней.

— Слушай, что у тебя с Модестовым? — спросила Светлана.

Отметив про себя, что Железнячка успела поплакаться ей в жилетку, я поковыряла свой любимый беляш, есть который мне почему-то расхотелось, и с раздражением ответила:

— Да ничего нет, на фиг он мне сдался.

— Ну на фиг не на фиг, а помнится, когда-то давно ты жалела о том, что выбрала Скрипку, а не Модестова, — сказала Светка.

— Нашла о чем вспоминать, — фыркнула я. — Надеюсь, ты не поделилась этим фактом моей биографии с Железняк?

— Нет, конечно, но все-таки зря ты ее дразнишь.

— Да Нонка сама заполошная! — взорвалась я. — Вспомни, как она домогалась Спозаранника.

— А что, Скрипка опять взял тайм-аут? — задала вопрос Завгородняя, оставляя без внимания мою реплику.

Светкина проницательность делала ей честь, но обсуждать с ней наши со Скрипкой взаимоотношения мне не хотелось. Поэтому я встала из-за стола, сказав Завгородней, что уезжаю в «Пальмиру».

В автобусе меня неожиданно укачало, и я подумала, что не следовало запивать молоком беляш. Почему-то вспомнился прошлый год, когда я отравилась в буфете, и Скрипка отвез меня домой, а потом, вместо того, чтобы посидеть со мной хоть полчасика, помчался к своему мальчику-стажеру из Эстонии, который потом оказался девочкой, что не помешало им с Лешкой целый месяц спать валетом на одном диване. Этот ни слова не говорящий по-русски мальчик-девочка поссорил нас тогда в очередной раз. Хотя надо признать, что стажер был любимцем всего Агентства и здорово помог тогда Скрипке, который занимался делом об отравлениях в буфете.

После ночного происшествия заповедник был закрыт для посетителей, и, чтобы попасть туда, мне пришлось предъявить удостоверение «Золотой пули». Оперативники уже разъехались, и единственный, кого я встретила в злополучной оранжерее, был высокий парень в комбинезоне, который наводил здесь порядок. Он недовольно посмотрел в мою сторону и вновь принялся складывать в пластиковый мешок бутылки, недоеденные бутерброды и пластиковые стаканчики, в избытке валявшиеся среди пальм и цветов. Я подняла голову вверх, туда, где рядом с банановой пальмой зияла огромная дыра, оставленная выпавшей рамой, и невольно содрогнулась. «Нет, это не могло быть убийством», — думала я, стараясь не смотреть на осколки стекла и примятую влажную зелень. Было душно, неприятные цветы, похожие на огромные хищные кувшинки источали слабый аромат, и я вновь почувствовала тошноту. Потом со мной начало происходить нечто странное: в ушах загудели тысячи сирен, а земля стала стремительно уходить из-под ног.

— Вам лучше? — донесся до меня чей-то голос.

На корточках передо мной сидел парень в комбинезоне. У него были синие глаза, какие бывают только на картинах художника Глазунова.

Мне действительно было лучше, и о недавнем обмороке напоминал только слабый шум в ушах.

— Долго я так провалялась?

— Не больше минуты, — сказал синеглазый парень, помогая мне подняться.

— Ты давно здесь работаешь?

— Третий год.

— И часто в оранжерее проходят презентации?

Его голос стал суровым:

— Такого безобразия, как прошлой ночью, на моей памяти еще не было. Мало того, что оранжерея превращена в свинарник, так еще и рама со стеклом упала прямо на хризантемы и погубила новые сорта. К тому же все эти любители халявной выпивки растоптали несколько кустов орхидей. Вот взгляните.

Он поднял с земли цветок с черными, уродливо изогнутыми лепестками и посмотрел на него с видимым сожалением.

— Вчера здесь погибла журналистка, — попыталась я придать его мыслям другое направление. — Ты не знаешь, как это случилось?

Но, похоже, что сломанная орхидея интересовала парня куда больше, чем бедная моя Хлоя. Он насупился и забормотал, что устраивать пьянки среди редких растений — кощунство, затем понес какую-то околесицу про то, что каждому грешнику своя кара, и, схватившись за мешок, вновь принялся швырять в него остатки ночного пиршества.

— Скажи хотя бы, кому в голову пришла мысль устроить в оранжерее это безобразие?

— Это вы у начальства поинтересуйтесь, а я — человек маленький, что велят, то и делаю.