Но опасность пришла с другого бока. Краем глаза я заметил шевеление слева и резко повернулся.

Вовремя. Очухавшийся профессор как раз осторожно тянул свой «вальтер» из-за пазухи. Заметив, что его маневр разгадан, он максимально ускорился, но ему не хватило доли секунды.

Выпущенная мной очередь отбросила его обратно к стене. «Вальтер» выпал из руки Гебхарда и завертелся на полу, словно волчок, запущенный рукой малолетнего шалуна. Но не это было самое интересное. Из глазницы профессора торчала рукоять отвертки. Отличный бросок, я так не умею. С метанием опасных предметов у меня вообще не очень, как говорится, кто на что учился.

Я перевел взгляд на американца. Молодец джинсовый! Но вот только где он отвертку спереть умудрился? Неужто в оружейной лаборатории? Но там же «флектарны» за каждым нашим движением следили, как голодные псы за кусками мяса.

– У профессора из кармана вытащил, пока он стрелял, – пояснил рыжий, осторожно трогая тампоны в носу. Будто мои мысли прочитал и тут же ответил.

– Ты кто и откуда? – коротко спросил я, поднимаясь с пола. Рассусоливать некогда, надо быстро собрать оружие с магазинами и валить отсюда поскорее. Но ничто не мешает попутно разжиться информацией.

– Рэдрик Шухарт, Хавр… Монт…

У него был несколько странный акцент, чем-то напоминающий прибалтийский, и последних слов я не понял.

– Хармонт? – переспросил я.

– Можно и так, – бросил он. – Только город Хавр, штат Монтана. Но мы тоже чаще называем его Хармонтом. У городов, как и у людей, бывают прозвища. Кстати, немного времени еще есть. Надо переодеться, иначе нас превратят в решето, как только мы выйдем отсюда.

Парень неплохо соображал. Профессор пришел пострелять, соответственно, на пальбу внутри ДОТа сто процентов никто не обратил внимания. Значит, у нас действительно имеется несколько минут, чтобы сменить наши обноски на что-то более подходящее для побега с вражеской территории.

Мне не впервой облачаться в обмундирование покойников. Жить захочешь – труп выскоблишь из его собственной кожи и в нее как в ОЗК запакуешься. Здесь же все было гораздо менее радикально. Из пяти имеющихся в наличии трупов профессор в своем белом халате и гражданских лаковых ботинках не в счет. А вот из одежды четырех «флектарнов» было что выбрать.

Взамен моих убитых берцев, лишенных супинаторов, мне идеально подошли прочные ботинки на ребристой каучуковой подошве, ранее принадлежавшие конвоиру, убившему себя об стену. Остальное обмундирование собрали по частям, так как все оно в той или иной степени было испачкано кровью. Но на камуфле небольшие темные пятна можно рассмотреть, только стоя в непосредственной близости. А что влажный от чужой крови воротник касается шеи, так это неприятно только первые пять минут, потом привыкаешь.

Полными магазинами мы затарились вдосталь, по две сумки на пояса навесили. Конечно, внимательный противник может задаться вопросом, с чего это у двоих «флектарнов» двойной боекомплект. Но сейчас патроны важнее гипотетических умозаключений гипотетического наблюдателя, так что можно и рискнуть. Помимо этого мы разжились простыми и функциональными боевыми ножами «Kampfmesser», водой во флягах и питательными белковыми батончиками. К тому же я вытащил из кармана мертвого профессора свою зажигалку с памятной надписью. Я не сентиментален, просто не люблю, когда у меня воруют личные вещи.

Батончики и вода пришлись как нельзя кстати. Пока переодевались, здесь же на месте перекусили. Я заодно еще и за американцем наблюдал, как ему обед среди мозгов, разбрызганных по стенам? Оказалось, нормально. Значит, точно наш человек. Возможно, и особо возиться с ним не придется, обузой в пути не будет.

– А тебя как звать? – осведомился он, стягивая в меру окровавленные штаны с мертвого «флектарна».

– Снайпер, – отозвался я.

– Прозвище?

– Призвание.

– Так и будем записывать, – равнодушно произнес Шухарт. Хоть и вполне нормально говорил он по-русски, но, видать, экспресс-обучение при помощи «зуды» не включало в себя специфические речевые обороты.

– А «Турист» – это прозвище?

– Да, – кивнул американец. – Гебхард часто навешивает на людей дурацкие клички и не любит, когда рабы потом пытаются называть себя по-другому.

– Вернее, навешивал и не любил, – кивнул я на труп профессора. – Кстати, чем это их накрыло?

– «Зуда», – ответил Шухарт. – Не люблю ее. Когда она зудит, у меня кровь носом хлещет. Я не сказал Гебхарду, что, если быстро стрелять, «пустышка» перегревается, сплавляется с «булавкой» и превращается в «зуду».

– Занятно, – задумчиво произнес я.

Вот уж чего не знал я о свойствах взаимодействия хабара, того не знал. Да и вряд ли кто вообще в Зоне подозревал о том, что найдется псих, который начнет «булавкой» в «пустышку» тыкать и смотреть, что из этого получится. А парень, кстати, вряд ли сам такие эксперименты проводил. Это все равно что по мине молотком лупить ради любопытства, взорвется – не взорвется? Значит…

– Ты их чувствуешь, да? – спросил я. – Заранее знаешь, что получится, если одно с другим скрестить? Ты и в Зоне-то нашей толком не был, правильно? Гебхард со своими молодчиками пронюхали про то, что ты сюда летишь, и прям в аэропорту тебя взяли, так? Ты ж, небось, в своем Хармонте знаменитость, с такими-то способностями?