Третьей сферой, в которой идея войны как способа установления справедливости во взаимоотношениях между отдельными людьми повлияла на процесс ее ведения, стала возможность улаживания споров с помощью дуэли. История изобилует примерами, когда военные противники вызывали друг друга на поединок, так как это было логичным выводом из представления о войне как о подходящем средстве определения правого и неправого. В 1056 г. император Генрих III вызвал на поединок короля Франции Генриха I. В 1194 г. король Франции Филипп-Август вызвал английского короля Ричарда львиное Сердце на дуэль «пять против пяти», но, отказавшись участвовать лично, тоже получил отказ. Известно и много других случаев вызова, например: в 1282 г. Петр Арагонский выступил против Карла Анжуйского; в 1346 г. — польский король Казимир III против Иоанна Слепого, короля Богемии; в 1383 г. — король Англии Ричард II против французского короля Карла IV. Даже в 1528 г. император Карл V вызвал на дуэль Франциска I: предметом спора была провинция Бургундия. Французский король собирался принять вызов, по крайней мере так он заявил. Однако его генеральные штаты запретили ему участие. Они, не церемонясь, заявили ему: «Вы — это не Франция», что может служить лучшим доказательством того, что переход от эпохи Средних веков к Новому времени уже начался.

У всех этих дуэлей было одно и то же провозглашаемое обоснование, а именно — желание «предотвратить кровопролитие среди христиан». Предполагалось, что этой похвальной цели можно достичь, ограничив борьбу основными соперниками или теми лицами или группами, кого они, возможно, назначат вести бой от своего имени. Хотя ни один из предлагавшихся поединков между королями не состоялся, сам факт, что они планировались — причем, насколько известно, всерьез, — во многом свидетельствует о правовом характере средневековой войны. Более того, коллективные дуэли между специально отобранными рыцарями с каждой стороны иногда действительноимели место, например Combat des Trente(«Битва тридцати»), поединок между англичанами и французами, который состоялся в 1351 г. в Бретани, или «Disfetta di Barletta» («Полное поражение чеглока»), поединок 1503 г., в котором тринадцать итальянских рыцарей сошлись с тринадцатью рыцарями из Франции и нанесли им поражение.

И последняя, но не менее важная ремарка: представление о войне как о правовом действии и сама необходимость добиться того, чтобы победа была «засчитана», означали также, что бывали случаи, когда воюющие стороны отказывались от реальных тактических преимуществ для того, чтобы сражаться на равных условиях. Так было уже во время битвы при Мальдоне, которая описана в знаменитой поэме X в., когда обороняющиеся саксы покинули свои укрепленные позиции и потому потерпели серьезное поражение. В 1206 г. король Венгрии Бела IV попросил официального разрешения короля Богемии Оттокара II пересечь реку Морава для того, чтобы могла состояться битва при Крессенбруне, и получил его. Еще один пример: в 1367 г. при испанском городе Нахера Генрих Трастамара покинул крайне выгодные позиции, чтобы встретиться с врагом в чистом поле. Поскольку большинство тех, кто добровольно отказывался от своих преимуществ, оказывались разбиты, напрашивается вывод, что некоторые из этих преданий, вероятно, представляют собой оправдания этих поражений post hoc [41] . Однако каждой эпохе свойственны свои способы рассуждения. В наши дни генерал, который будет объяснять свое поражение вероломством врага, просто навлечет на себя обвинения в глупости. Напротив, тот факт, что рассказы, подобные вышеприведенным, имели хождение и могли рассчитывать на доверие со стороны слушателей и читателей, дает некоторое представление о том, как мыслили люди в Средние века.

В заключение отметим, что древнеримская и средневековая война — два наиболее ярких примера из многих, которые можно привести, — не походили на современную войну и не были hors de loi [42] . Каковы бы ни были различия между ними, ни та ни другая не были основаны на гоббсовском представлении, уравнивающем правоту и силу. Наоборот, вооруженный конфликт рассматривался как существующий в рамках правил и являющийся средством принуждения к их исполнению; к тому же, поскольку эти правила, по крайней мере отчасти, были божественным установлением, то те, кто нарушали их, рисковали навлечь на себя гнев небес в дополнение к недовольству людей. Римляне считали свои войны справедливыми ipso facto,при условии, конечно, что соблюдались все надлежащие процедуры. Напротив, разные средневековые ученые (а также государи, при дворе которых они служили) часто придерживались несовпадающих взглядов на то, каковы признаки справедливой войны и какие войны в ту пору были справедливыми. Хотя очевидно, что каждая сторона пыталась поставить право на службу своим нуждам, это само по себе очевидное доказательство важности права. Несмотря на то что закон войны нередко нарушался, он столь же часто защищал тех, кто был вовлечен в войну, или приводил к наказанию тех, кто был замечен в его нарушении. Все это убедительно свидетельствует о том, что современный стратегический взгляд на войну как на продолжение политики ни единственно возможный, ни единственно правильный.

Для людей, воспитанных в рамках иудео-христианской традиции, идея войны как орудия религии не является неожиданной. Такого типа война многократно засвидетельствована уже в Ветхом Завете, где войны между народами были одновременно конфликтами, в которых подтверждалось либо опровергалось превосходство богов, которым они поклонялись. Соответственно, религиозные критерии использовались для того, чтобы разграничить различные виды войны и для каждого вида установить свои законы. На верхней ступени иерархии стояла, как ее стали называть позже, « milchemet mitzvah»(священная война). Существовало два вида священных войн. Либо они велись против народов, которые были особо отмечены Богом как Его враги, например амалекитяне; либо такие войны служили достижению какой-либо священной цели, например завоеванию земли Израиля. В любом случае такие войны считались чем-то большим, чем просто людские дела; если можно так выразиться, они олицетворяли собой спор, стороной в котором был сам Господь Бог.

«Milchemetmitzvah» представляла собой войну на уничтожение в полном смысле этого слова. Израильтяне, которые участвовали в них, были строго и безоговорочно обязаны не щадить никого и ничего. Мужчины, женщины, дети и даже живые существа, не являющиеся людьми, такие, как ослы и скот, — все должны были предаваться мечу. Все материальное имущество должно было быть сожжено, единственное исключение составляли золото, серебро, медь и железо (последнее считалось драгоценным металлом), которые предписывалось принести в дар Богу. Эти предписания сопровождались божественными санкциями. Когда после падения Иерихона отступник забрал одежду, а также немного золота и серебра, он тем самым навлек кару на израильтян, которые потерпели поражение в битве при Гае. Далее Библия повествует о царе Сауле, который, завоевав амаликитян, не смог убить их царя и уничтожить добычу, как ему было предписано. На основании этого пророк Самуил провозгласил, что тот лишается своего царства; Саул так и не оправился от этого удара и был с тех пор одержим злым духом, как говорили в то время, а мы сегодня, вероятно, назвали бы это депрессией.

Ко второму виду войн относятся те, которые вели израильтяне против мадианитян (Числа, 30–32). На этот раз casus belliпослужило отмщение по менее значительному поводу, поскольку старейшины мадианитян разделяли вину, попросив пророка Валаама наложить проклятие на народ Израиля. В порядке возмездия Господь приказал Моисею начать войну. Цари мадианитян вместе с остальными взрослыми мужами потерпели поражение и были истреблены, а их города — сожжены. Сначала женщин и детей мадианитян пощадили, хотя позже Моисей, ссылаясь на Божий гнев, приказал, чтобы дети мужского пола и все женщины, кроме девственниц, разделили судьбу мужчин. В этом случае приказ уничтожить всех не относился ни к одушевленному, ни к неодушевленному имуществу. Вместо этого Моисей совершил ритуальный обряд очищения, и после того как это было сделано, разделил все имущество между сокровищницей Господа и самими воинами.

Кроме священных войн разного уровня, из Библии также известны нерелигиозные, или «обычные», войны, «правила ведения» которых отличались от описанных выше. Хотя Бог и не был напрямую вовлечен в данный вид конфликта, Его приказы по поводу их ведения были совершенно определенны. Перед началом боевых действий необходимо было дать врагам шанс сдаться; в этом случае все, что от них требовалось, — это стать рабами, платящими дань. Если это великодушное предложение отклонялось, израильтяне получали право действовать как обычно. Все враги мужского пола подлежали уничтожению, а все их женщины и дети — пленению. Разница заключалась в том, что воинам разрешалось пользоваться по своему усмотрению добычей, полученной в ходе нерелигиозной войны, включая даже продовольственные запасы мертвого врага. Кроме того, поскольку речь не шла о религиозных вопросах, мобилизация сил была наполовину добровольным делом. В то время как в священной войне обязан был участвовать «даже жених, которого она застала во время свадьбы» (Маймонид), в случае нерелигиозной войны тот, кто только что построил дом, посадил виноградник, женился или признавался в трусости, имел право в ней не участвовать.