Он читал прекрасные книжки и мечтал о первой любви. Но роковые 1940-е решительно перевернули страницу жизни и открыли ее новую главу. Она начинается под стук вагонных колес состава, который везет на войну венгерского мальчишку. Уже не слышен ритм стихов и танцев. И музыка первой любви разорвана хаотичными взрывами бомб и свистом пуль. Режет ледяной воздух, падая, самолет. Его самолет…
История, рассказанная Наталией Никитиной, родилась более чем через полвека после войны. В блеске стали кортика неизвестного венгерского летчика, найденного следопытами, отразилась судьба трагического поколения, которое хотело верить и любить… А время заставило их мстить и ненавидеть.
Ястреб, лениво кружась в безоблачном небе, похоже, охранял тишину безлюдной городской окраины. Предвечернее солнце умиротворенно любовалось им, пока он, как бы нехотя шевельнув послушными крыльями, не отвалил в сторону и не исчез из поля зрения. Сухая тропинка казалась теплой. Она словно бы испытывала удовольствие от легких шагов Имре. Наконец-то он посетил дальних родственников, вроде бы отдал давний долг, и теперь, довольный, возвращался в город.
В густых кустах возились, попискивали малые птахи, стрекотали цикады. Было отчего-то так радостно и здорово на душе, что хотелось петь. Это редко случалось с Имре по причине элементарного отсутствия слуха.
Какая-то корявая палка подвернулась, он схватил ее и, сделав два-три ловких выпада, как если бы она оказалась мечом, зашвырнул куда-то в глубину кустов. Еще и оглянулся: не увидел ли кто.
— Да пустите же меня! Вы ломаете мне пальцы! — донесся плачущий девичий голос.
Имре остановился. Хорошее настроение словно ледяным ветром сдуло. Глянул в сторону голоса. За поворотом, у кустов боярышника, рыжий рослый малый с ехидной улыбкой пытался удержать белокурую девицу. Та уже панически рвалась от него. Завидев Имре, она закричала еще громче в расчете на помощь.
Имре не раз приходилось вмешиваться в подобные конфликты. Уже и зарок давал не совать нос, куда не просят. Не сдерживался. А подобные сцены будто кто нарочно подсовывал.
Однажды из гостей возвращался. Простился с приятелями; в переулке возле дома — какая-то борьба. Тьма вокруг, ничего не видно. По бормотанию понял: цыгане, женщина со своим мужем. Кто кого куда тащит — не разберешь. Имре хотел мимо пройти, как, видел, многие делают. Вдруг крик услышал: «Нож убери, убери нож!..»
Ну, совсем плохи дела, если парень — с ножом на жену. Сейчас полоснет, а протрезвеет — локти кусать будет.
Решил нож отобрать, а там — кувыркайтесь, как хотите.
Ну, и полез! Схватился с малым: «Отдай нож, чудак! И проваливай».
А у того и вправду нож в кулаке, вовсю размахивает. Имре схватился с ним и женщину просит:
— Помогите нож отнять!..
А та то «Караул!» кричала, а вдруг против Имре повернула. Тьфу ты, дьявол!
Тут прохожий, видный такой. Имре оторвался от пьяного — к этому прохожему:
— Нож у пьяного. Женщину грозится порезать. Давайте отнимем…
Потом-то Имре понял свое дурацкое положение и как он в это положение попал, но что толку? Прохожий, конечно, прошмыгнул, как крыса. Во тьме исчез. А Имре, появись полицейские, попал бы в историю. Пришлось самому спасаться от веселой парочки.
С тех пор — все, решил! Ни в какую историю меня на аркане не затащишь. И вот — на тебе! Такой день, такое настроение…
— Слушай, брат, оставь ее в покое, — стараясь, по возможности, не затрагивать самолюбие парня, остановился Имре. А у самого внутри что-то защемило неприятно: опять ввязался, словно ботинком в лужу попал.
— Малый, зажмурься покрепче и проходи. Тебя мамочка дома ждет.
Ну, это он напрасно, конечно. Хоть и покрупнее Имре и даже, может, постарше. Но Имре же тебя никак не хотел обидеть. Это ты сам с девчонкой связался и думаешь, тебе все можно, пока вокруг ни души.
— Сожалею, ваше благородие, но вам придется прервать свое варварское занятие, — еще полушутя заметил Имре, надеясь, что у парня хватит юмора оценить ситуацию и закончить дело миром. «Тем более, — догадался Имре, — не убивать же он собирается эту востроносенькую бабочку, которая неизвестно как залетела сюда. Одна бы, пожалуй, ни за что здесь не оказалась».
— Чего, чего?.. Повтори, что ты сказал…
Рыжий мгновенно отцепился от своей жертвы и переключился на Имре. Это уж совсем ни к чему…
Несостоявшаяся жертва меж тем вспорхнула напуганной птичкой и, не обременяя себя желаньем оставаться свидетельницей назревавшего скандала, побежала по тропинке к высившимся домам пригорода. Только задком завихляла.
— Ну, все. Конфликт исчерпан, — усмехнулся Имре.
— Ни хре-ена! — процедил рыжий. — Теперь ты не уйдешь отсюда. Понял?
Имре пожалел, что зашвырнул палку. «А если еще нож у него, дело совсем худо».
— Послушай! Шел бы ты, парень… — перестал иронизировать Имре.
Но тот вцепился в новую курточку Имре: отдирать будешь, куртку порвешь. Досадно было вернуться домой в изодранной. А дело шло к тому. Рыжий напрягся со злорадной улыбочкой.
— Брат, иди домой, — умиротворяюще произнес Имре. — Сам видишь, что неправ.
— Что-о?
— Ничего…
Для рыжего слова Имре, как керосин в костер. Принял его за мешок с картошкой.