Однажды, придя поплавать, Муни попробовала воду ногой и объявила:

— Эллис, я совершила гадость. В самом деле гадость. Все это происходило на первой сюрреалистической неделе после смерти Карлоса. Я ждала, — Ты знаешь, что за право обладать новым роскошным матрацем Флоринды идет соревнование.

Фифи хочет его забрать, я тоже хочу. В общем я… Я трахалась с ее дружком в ее комнате на этом матрасе! Я знала, что Фифи может прийти в любую минуту! Она пришла, — и прямо к нам, стала истерично орать, грозилась перерезать вены! Джой побежал за нею, но она не переставала кричать, что я предала ее.

Я был потрясена, но не показывала это. Опять магия? Это был предел человеческой мелочности.

Муни прекрасно знала, что поступила бессовестно. Было непонятно, то ли она пыталась найти оправдание, то ли признавала свою вину. Мне оставалось только посмеяться над «французской комедией», которую она устроила.

Джой сумел утешить Фифи, та прекратила угрожать самоубийством и отказалась даже прикасаться к этому зараженному матрасу. Муни победила на всех фронтах. Какая затаенная ненависть заставила ее совершить этот поступок? Как писала Эдит Вартон, «если одна женщина захочет поразить другую в самое сердце, то никогда не промахнется». Если я опущу предположение, что Муни была посвященной, то, мне кажется, она просто изнывала от зависти к Фифи, у которой было все впереди.

Флоринда настояла на том, чтобы Муни жила с Фифи, хотя она хотела жить со мной. Муни жаловалась на Фифи, что та хотела найти «партию» в Голливуде — ужасная перспектива.

В завершение этой комедии с матрасом Муни приняла позу гуру, к которой я чувствовала большое отвращение. Все ее попытки сохранить лицо слишком запаздывали.

— Понимаешь, Эллис, мне нужно было преподать ей урок. Я открыла ее настоящее лицо — она собственница и ревнивица, хотя все отрицает. Сделала для ее же пользы! Как только она признала это, то сразу успокоилась.

Наконец я поняла: повторяющиеся драмы Муни — это лишь разновидность драматургии Карлоса.

Первый импульс — сказать, что она сделала что-то «действительно гадкое». Второй шаг — поиграть в гуру и выйти из ситуации пахнущей розами. Она предавала и не хотела признать это, потому что жила в мире, населенном потенциальными «предателями».

Между тем Муни посмотрела на меня оценивающе и произнесла:

— Однажды я совершила нечто гадкое в отношении Клод, — в самом деле, настоящуюгадость.

Я промолчала. Она не собиралась уточнять, а я не хотела расспрашивать. Она предлагала мне поиграть в кошки-мышки. Еще одна «лампочка» лопнула в моем воспаленном мозгу. Я должнабыла проигнорировать свою потребность знать. Это был один из первых советов Флоринды, данных мне относительно Карлоса: «Откажись от своей потребности что-то узнать. Ты никогда не узнаешь всего.

У нас очень много тайн». Такое решение спрямило мой путь к свободе. Теперь я понимала, что эта потребность была у всех. Затем Муни стала засыпать меня вопросами о том, что Карлос говорил про нее. Больше всего ее беспокоило, чтобы ее сексуальность не была воспринята людьми неправильно или даже извращена. Она требовала от меня деталей.

— Ну… — пыталась отговориться я, — он говорил, что было не так плохо…

— Но Декстер спросил меня, почему я вела себя как какая-то шлюха! Что Карлос сказал тебе?

— Почему, как ты думаешь, он говорил людям все эти ужасные вещи? Они страннона меня смотрят.

— Что он говорил?

Бедная Муни. Теперь она получала дозу своего же собственного яда, страдая от своей «потребности знать».

— Ладно, — сказала я. — Многое было довольно мило. Но Карлос сказал, что ты сидела возле моста в Голливуде, читая Сартра, и клеила мужчин. Потом он возил нас к большой гостинице в центре города и показывал то место, куда ты водила своих мужиков потрахаться.

Муни молчала, но лицо ее исказилось, как от боли.

— Что еще?

— То, что однажды он должен был зайти за тобой в какой-то вонючий ночной клуб. Ты грязно танцевала там с какими-то мексиканцами — Хуаном, Хосе, Энрике, — он взвалил тебя на плечо и вынес под аплодисменты толпы завсегдатаев.

Она смотрела на меня как побитая собака.

— Что еще?

— Ну, скажем, история про то, как ты скрывалась от своего ревнивого возлюбленного Хосе, который пришел за тобой с ножом, а ты позвала Карлоса, чтобы он спас тебя, — ты собиралась выскочить в окно.

— Да, этоправда, — она ностальгически улыбнулась, возможно Хосе был ее любимым воспоминанием.

— Но было много хорошего, Муни. Он без конца повторял, что ты написала «самую великолепную книгу, какую он когда-либо читал», « Сказки об Энергии», но ты не позволила никому издавать ее.