Конечно, он мог подхватить песню у легионеров, которые стояли тут раньше, он был немолод. А у Митры находились последователи в самых неожиданных местах. Но если сопоставить и то, и другое, то все это выглядело, по меньшей мере, необычно, а именно необычное Марк искал все лето.

Охотник отвернул большой лоскут кожи на боку и бедре косули, потом отрезал несколько толстых ломтей мяса, а бесформенный кусок с шерстью швырнул собакам, ждавшим возле. И пока они дрались за этот кусок, с рычанием терзая его клыками, он поднял остальную тушу и перекинул ее через полусгнившую балку, где собаки не могли ее достать. Потом он закопал в горячую золу отрезанные для себя ломти, вытер жирные руки о юбку и, присев на пятки, стал пытливым взглядом всматриваться в лица путников, как будто пытался разгадать видевшуюся ему там загадку.

– Спасибо за жар вашего костра, – сказал он уже не таким грубым тоном. – Сдается мне, я мог перевернуть копье и раньше. Только я не ожидал никого тут встретить, в Трехгорье.

– Охотно верю, – ответил Марк.

– Что и говорить, столько лет прихожу сюда охотиться и ни разу не встречал здесь людей.

– А теперь встретил сразу двоих. И раз уж мы делим один костер, не мешает узнать имена друг друга. Я – Деметрий из Александрии, путешествующий глазной лекарь, как ты уже знаешь, а это мой товарищ и копьеносец, Эска Мак Куновал из племени бригантов.

– Носителей синего боевого щита. Может, ты и слыхал – если не про меня, то про мое племя, – весело подхватил Эска, и его белые зубы блеснули на смуглом лице.

– Да, я слыхал про твое племя… кое-что, – ответил охотник, глядя на огонь сощуренными глазами, и в голосе его Марку послышался намек на мрачную усмешку, хотя на суровом лице не было и тени улыбки.

– А я зовусь Гверн, охотник, как сами видите. Моя усадьба лежит в одном дне пути к западу. Сюда я захожу поохотиться, в орешнике водятся жирные олени.

Все трое надолго замолчали. Почти рассвело, собаки ворчали и возились со своим куском. И тут Марк, строгавший от нечего делать прутик, начал тихонько насвистывать мелодию, так удивившую его час назад. Наблюдая уголком глаза, он убедился, что Гверн вздрогнул и бросил на него быстрый взгляд. Марк продолжал какое-то время обчищать кору с прута и насвистывать, а потом, словно занятие наскучило ему, бросил прут в огонь и поднял голову.

– Где ты подобрал эту песню, друг Гверн?

– Где, как не здесь? – Лицо Гверна в один миг приняло тупое выражение, но Марк подозревал, что на самом деле тот лихорадочно соображает. – Когда тут была римская крепость, тут много пелось римских песен. Этой я выучился у одного центуриона, он брал меня охотиться на кабана. Я был тогда совсем мальчишкой, но память у меня хорошая.

– А научился ли ты заодно и другим латинским словам, кроме слов песни? – Марк неожиданно перешел на латынь.

Охотник хотел было ответить, запнулся и искоса взглянул на Марка из-под насупленных бровей. Затем заговорил на латыни очень медленно, как человек, который выуживает из памяти слова давно забытого языка.

– Я помню несколько слов, какие употребляют солдаты. – Он снова перешел на кельтский. – А откуда знаешь песню ты?

– Мне доводилось заниматься своим ремеслом в городах, где стоят гарнизоны и водятся не только дикие кабаны, – ответил Марк. – Я неплохо запоминаю мелодии.

Гверн нагнулся и охотничьим ножом перевернул жаркое.

– И все же ты, верно, не так давно занимаешься своим ремеслом, хоть ты и с бородой. Похоже, что под бородой не так уж много лет.

– Но возможно, и не так мало, как кажется. – Марк любовно погладил бороду. Она сильно отросла за время их странствий по северу, но сразу было видно, что ее отпустили недавно. – А потом, я рано пошел по стопам своего отца. Кстати, говоря о ремесле, есть ли у кого в твоей деревне больные глаза?

Гверн потыкал ножом в мясо. Он явно на что-то решался и теперь поднял на Марка глаза, видимо решившись.

– Я живу сам по себе, со своей семьей, – сказал он. – И у нас не найдется для тебя больных глаз. Однако подожди, пока я кончу охотиться, и пойдем со мной. Побудьте моими гостями, а потом я выведу вас на дорогу к ближайшей деревне. Я хочу отплатить вам за место у вашего костра.

Марк на миг заколебался, но, повинуясь чутью, говорившему, что охотник не тот, за кого себя выдает, сказал:

– Нам все равно, в какую сторону идти. Мы охотно принимаем твое приглашение.

– На моей добыче оказалось больше мяса, чем я думал, – со смущенным видом неожиданно проговорил Гверн и встал, держа в руке нож.

Таким образом, все трое полакомились в добром согласии свежезажаренной олениной, и днем позже, когда Гверн закончил охоту, они тронулись в путь – Марк с Эской верхом, а охотник – ведя свою лошадь под уздцы, так как на спину ей была взвалена туша большого красного оленя. Собаки бежали впереди. И так они шли, с шуршанием, по мокрому от дождя папоротнику, по заросшему вереском уступу трехглавой горы, дальше на запад, опять отдав крепость из красного песчаника во владение диким тварям.