Легат сидел в кресле дяди Аквилы, слегка подавшись вперед, скрестив руки перед собой на столе, лицо его с красным рубцом от края шлема на лбу выделялось на фоне сумрака, как застывшая золотая маска.

Когда Марк кончил, никто не проронил ни звука. Марк и сам сидел, не шевелясь, вглядываясь в длинные черные глаза в ожидании приговора. Дождь нетерпеливо заколотил в окно. Наконец Клавдий Иеронимиан переменил позу, и зачарованная тишина кончилась.

– Вы хорошо справились с этим делом – оба, – взгляд его охватил их, соединил воедино. – Благодаря вам, оружие, которое однажды могли использовать против империи, уже не смогут пустить в ход. Я отдаю должное двум отважным безумцам.

– А… легион?

– Нет! – отрубил легат. – Сожалею, но это невозможно.

Приговор был произнесен – Девятый легион получил «пальцы вниз!». Марк до этого момента думал, что он примирился с этим уже в ту ночь, когда услыхал рассказ Гверна. Но оказывается, нет, не примирился. Оказывается, в глубине души, против всякой очевидности, у него теплилась надежда, что вывод его неверен. И он сделал отчаянную попытку заступиться за отцовский легион, хотя и знал, что это безнадежно.

– Но ведь с легионом не пошло в поход на север более трех когорт. Случалось, легионы формировались заново и при меньшем числе уцелевших, если орел оставался в руках римлян.

– Те три когорты распались двенадцать лет назад, они были распределены по нескольким другим легионам по всей империи, – дружелюбным тоном проговорил легат. – К сегодняшнему дню более половины солдат отслужили свое, а те, кто несет службу, давно присягнули на верность своим новым орлам. Согласно твоему же свидетельству, имя Девятого Испанского легиона не таково, чтобы носить его было честью для нового легиона. Лучше забыть о нем.

«Через воды Леты пути назад нет», – словно услышал Марк голос охотника Гверна. «Нет пути назад, нет…»

Дядя Аквила шумно встал из-за стола.

– А как же их последний героический бой, о котором только что рассказал Марк? Разве это не достойное наследие для любого легиона?

Легат повернулся в кресле и посмотрел на друга снизу вверх.

– Поведение нескольких десятков человек не может уравновесить поведение целого легиона, – возразил он. – Ты должен это понять, Аквила, хотя один из них и был твоим братом.

Дядя Аквила свирепо что-то проворчал, а легат опять обратился к Марку:

– Много ли людей знает, что орел принесен назад?

– К югу от Вала – мы четверо и еще ваш собственный командир лагеря, который, как я понял, еще раньше слыхал про него от вас. Да еще командующий гарнизоном в Борковике. Он был когда-то моим помощником в Иске Думнониев и получил под начало когорту за оборону крепости уже после того, как меня ранили. Мы с ним приняли меры, чтобы никто больше в Борковике ни о чем не прослышал. Сам он заговорит только с моего разрешения. Конечно, могут просочиться слухи с севера. Но они, наверное, сами собой заглохнут, как и в прошлый раз.

– Неплохо, – одобрил легат. – Разумеется, я изложу дело сенату, но его вердикт не оставляет у меня сомнений.

Дядя Аквила сделал выразительное движение рукой, как будто завинтил что-то и швырнул в жаровню.

– А что ты предлагаешь сделать с ним? – Дядя Аквила кивнул на горделиво стоящего приземистого орла.

– Похоронить с почестями, – ответил легат.

– Где? – не сразу, охрипшим голосом задал вопрос Марк.

– Почему бы не в Каллеве? Здесь сходятся пять дорог, все легионы следуют мимо, и в то же время территория Каллевы не принадлежит ни одному легиону в частности. – Легат пригнулся вперед и слегка тронул пальцем позолоченные перья. Лампа высветила его задумчивое лицо. – Пока стоит Рим, легионы будут проходить снова и снова под ее стенами. Разве можно найти место удачнее?

– Когда для меня строился этот дом, – вмешался дядя Аквила, – в окрестностях незадолго перед этим произошли волнения среди племен и я велел устроить под полом домашнего святилища тайник, чтобы я мог спрятать туда свои бумаги в случае чего. Пусть орел покоится там… и забудем о нем.

Уже было поздно, когда они вчетвером вошли в тесную нишу на конце атрия, где находилось святилище. Рабы давно покинули господские покои, и теперь дом и тишина принадлежали им одним. Бронзовая лампа на алтаре посылала вверх длинный язык пламени, имевший четкую форму лаврового листа, и в этом свете домашние боги в своих нишах в беленых стенах словно смотрели вниз, на людей, а те тоже смотрели вниз, на небольшую квадратную дыру, открывшуюся в мозаичном полу перед самым алтарем.

Марк принес сюда орла, как и прежде, на сгибе локтя и сейчас, под взглядами остальных, опустился на одно колено и вложил орла в квадратную гробницу, доходившую через нагревательную камеру до самой земли. Орел был завернут уже не в рваную лиловую тряпку, а в старый военный плащ Марка. Марк в свое время с гордостью носил этот алый плащ, но теперь уместно было отдать его отцовскому орлу.

Четверо стояли, склонив головы: трое служили в легионах под знаком орла в разное время своей жизни, четвертый попал в рабство за то, что участвовал в восстании против орла. Но в эту минуту их ничто не разделяло. Легат подошел к раю отверстия в полу и заглянул в глубь, куда не доставал свет лампы и алый цвет терялся в темноте. Потом легат поднял руку и очень просто начал говорить прощальную речь, как будто прощался с умершим товарищем по оружию.