Шрифт:
— Подождем?
— Да… Сначала он поднимет штору, потом умоется, надушится, подкрутит усы, потом оденется и только тогда пойдет в коллегию.
Миши трепетал от восторга и возбужденно переминался с ноги на ногу: такого невероятного приключения он и представить себе не мог! Он непрерывно посмеивался и то вытаскивал, то снова прятал руки в карманы. Так далеко уйти из класса во время занятий! Это и вообразить-то себе невозможно!
— Нилаш, знаешь, что самое замечательное в Дебрецене? — спросил Орци.
— Нет.
— Вон тот куст, видишь?
— Какой?
— Да там вот! Не видишь? Под окном вон того домика. Его еще Ракоци посадил. А когда в прошлый раз у нас был дядя Лёринц, он рассказывал, что сам Йокаи интересовался, цел ли еще этот куст дерезы; не уничтожили бы его дебреценцы, как уничтожили аллею Шимони. Понимаешь?
Но Миши ничего не понял.
— Что это за аллея Шимони?
— Да в сторону Большого леса, где особняки, в конце улицы Петерфиа, полковник Шимони посадил там прекрасную аллею, выросли огромные деревья, наверное штук триста, а в прошлом году все вырубили. Когда Йокаи рассказали, он заплакал и сказал, что больше в Дебрецен не приедет, потому что здесь не осталось ничего хорошего, только и была аллея Шимони, еще в сорок восьмом году, и ту вырубили. Да этот куст дерезы, он ведь старше, ему уже двести, нет, даже триста лет. Знаешь, его еще самый первый Ракоци посадил. Теперь он так разросся, что закрыл все окно. Ну, пойдем, посмотрим, Дереш еще и штору не поднял.
Орци выскочил на улицу, а Миши, не переставая удивляться, поспешил за ним.
Они перешли на противоположную сторону, где стоял небольшой зеленоватый дом с уходившими в землю окнами, на которых были решетки.
Сквозь толстые прутья одной из них проросло какое-то корявое дерево, ствол которого, похожий скорее на толстую веревку, обвивал чугунные прутья решетки; точно плети, свисали его длинные тонкие ветви, но эти ветви были действительно самой обыкновенной дерезой, что в изобилии растет дома у Миши за огородом.
— Вот он, смотри!
— Этот?..
Миши с удивлением разглядывал куст, он и не думал, что это такая достопримечательность, хотя уже много раз видел его и всегда удивлялся тому, что куст оставили здесь, в самом центре города, ведь даже в окно из-за него не выглянешь. Но раз его посадил самый первый Ракоци, Миши уже беспокоился за него, и об аллее Шимони он пожалел и вспомнил, как Тёрёки в прошлом году все время ругали бургомистра за то, что тот приказал вырубить аллею у Большого леса.
— Ты сказал — Йокаи?
— Да.
— Мор Йокаи?
— Ну да. Он очень много написал, самый крупный романист.
— Я его читал.
— Я тоже.
— Ты что читал?
— Я… — сказал Орци, — у меня есть две его книги — «Турки в Венгрии» и «Малый декамерон».
— А я читал «Графа сумасшедших» и еще в прошлом году — про то, как с одного человека сняли скальп и потом натянули ему кожу с козлиной головы, и она приросла, и получился рогатый человек.
Орци посмотрел на него с удивлением.
— Неужели? — и он рассмеялся.
— Но «Граф сумасшедших» гораздо интереснее.
А самое интересное — «Дебреценский лунатик».
И вдруг над их головами раздался мужской голос:
— Ну и ну!.. Как дела, прогульщик?
Нилаш испуганно поднял голову: перед ним стоял Янош, который, видимо, как раз направлялся на службу. Миши слышал, как вчера говорили, что он всегда опаздывает и вместо восьми является к девяти.
Миши густо покраснел, когда Янош положил руку ему на плечо.
— Так что же мы здесь делаем?
— Господин Дереш велел нам… — начал он, но продолжать не посмел: стыдно было врать в присутствии Орци.
— Он вам велел, а вы, значит, здесь болтаетесь?.. Поди-ка сюда… — Он оттянул Миши в сторону. — Ну как, передал?
Миши во все глаза смотрел на него, не понимая, о чем речь.
— Да письмо-то передал?
— Письмо?! Я пойду туда только в среду.
— Вот проклятие! Так, значит, в среду?
— Да.
Видно было, что Янош раздумывает.
— Ну ладно, в среду так в среду. Но вот что ты должен ей сказать: я ее прошу ответа мне не писать, а передать с тобой на словах: «с удовольствием» или «ни за что»! Понятно?
— Да.
— «С удовольствием» или «ни за что»! Смотри не забудь!
— Хорошо.
— Да гляди у меня! Перепутаешь — не поздоровится! Такое письмо напишу твоему дяде Гезе, пожалеешь, что на свет родился! Тебе ясно?!