— Такого как раз и нет.

Вдруг он ударил себя по лбу так, что его круглая, с маленькими полями шляпа, как у всех дебреценских горожан, чуть не слетела с головы.

— Послушайте! Да ведь вам не письмо, а посылка!

Посылка! У маленького Миши от радостного испуга опять затрепетало сердце. Посылка! Мама прислала посылку! Он побледнел, затем покраснел. Мама ему говорила дома: «Посылку, сынок, не жди, я не смогу посылать тебе разные лакомства, как другие родители своим детям, уж лучше совсем ничего не буду присылать — зачем всем видеть, сыночек, какие мы бедные».

Миши расписался на извещении и протянул швейцару два крейцера.

— Пять крейцеров, — пробурчал тот.

Но Миши был так взволнован, что не слушал.

— Слышите? Пять крейцеров.

Только теперь мальчик понял, что это относится к нему. Он так растерялся, что стал рыться во всех карманах и благополучно вывернул на пол все свои деньги. Чуть не умерев от стыда, он полез за ними под стол.

Прозвенел звонок, Миши заторопился еще больше и снова выронил свои тридцать шесть крейцеров — все, что у него теперь осталось, хотя первого числа он так и не заплатил тетушке Чигаи.

Преподаватель латыни господин Дереш был уже в классе. Стоя за кафедрой, он записывал в журнал тему урока.

Миши быстро сел на свое место.

— Ты где был? — шепотом спросил Гимеши.

— Я получил посылку.

— Посылку?!

Миши почувствовал, что Гимеши смотрит на него с завистью, и улыбнулся.

Преподаватель оглядел класс, выбирая, кого бы спросить. Наступил самый напряженный и мучительный момент. Каждый старался показать совершенное безразличие, стать как можно незаметнее, чтобы ничем не привлечь внимание учителя. Гимназисты обладают такой способностью к мимикрии, с какой не сравнится ни одно существо в природе. Миши старался походить на знающих и беззаботных учеников, чтобы радостное волнение не отразилось на его лице, — учитель тут же заметит, и тогда ему несдобровать.

Учитель вызвал кого-то с задней парты, и мальчик облегченно вздохнул, — опасность миновала, потому что Дереш имел привычку в течение одного урока спрашивать учеников примерно с одинаковыми знаниями, и раз он вызвал сейчас с задней парты, значит, сильные могут передохнуть, а попотеть сегодня придется слабым.

Преподаватель Дереш был довольно молод. Когда он спускался с кафедры, от него исходил запах духов. Прохаживаясь рассеянно по классу, он то и дело опускал руку на одну из парт; руки у него всегда были чисто вымыты, ногти блестели. Миши дрожал от страха, когда приближался учитель, — никакой гарантии, что он не спросит как раз того, кто окажется под рукой. Манжеты у Дереша всегда белоснежны и украшены блестящими золотыми запонками. Преподаватель был большим франтом: пестрый шелковый галстук он никогда не носил бабочкой, а повязывал свободно, ширина его брюк точно равнялась длине ботинка, и даже в сухую погоду он подвертывал их на целую ладонь. Невозможно было следить за его объяснениями: не важно, что он говорит, главное, на его брюках нет морщинок, жилет сидит безукоризненно и на нем нет ни единой пылинки. Но бедным дебреценским гимназистам это было непонятно, ведь в том-то и заключается преимущество бедняка, что он, не обращая внимания на свою внешность и одежду, может купаться в пыли со смелостью поросенка. Изысканно одетых преподавателей даже высмеивали, и в одном известном месте мелом было написано:

Это были преподаватели латыни, арифметики и рисования. Вряд ли Дереш мог научить Миши латыни, зато, когда десять лет спустя в нем вдруг проснулся интерес к своей внешности, прекрасный пример преподавателя держаться свободно, с достоинством помог ему обрести уверенность и смелость в обществе, где это было необходимо.

— Посылка из дома? — спросил Гимеши.

— Да.

Миши положил перед ним извещение, сначала прочитав приписку, сделанную рукой матери: от ее мелкого почерка с наклоном сердце Миши так забилось, словно он увидел бледное лицо своей матери с пугающе большими черными глазами. Он поспешно оторвал приписку от извещения и только тогда показал товарищу желтоватый листок.

Гимеши внимательно изучил все извещение — «три с половиной килограмма»!

— Что это? — шепотом спросил Орци с другой стороны парты, за которой они сидели втроем в порядке успеваемости; лучший ученик в классе — Орци, второй — Миши, а Гимеши — третий. Орци был любимцем преподавателя латыни и теперь следил за каждым жестом Дереша, готовый отвечать вместо любого ученика. Но и он чувствовал, что рядом что-то происходит, и наклонился к ребятам.

— Посылка, — сказал Миши.

Орци молчал, не понимая, что в этом особенного.

Нилаш получил из дома подкрепление, — прошептал Гимеши.

— А-а!.. — протянул Орци, но видно было, что он и теперь не понял, потому что отец его был большим человеком, самым большим во всем Дебрецене, ну а Орци, конечно, господским сынком — откуда ему было знать обычаи коллегии, ведь он приходит только на занятия.

Мальчишки у него за спиной частенько потешались над его бархатным костюмом, короткими брюками и тонкими стройными ногами, так сгибавшимися при каждом его шаге, точно он на ходу сам себя укачивал. Короче говоря, он был настоящим барчуком и совершенно не вписывался в компанию мальчишек, выросших на свободе.

Гимеши, видя, что Орци и понятия не имеет, что такое подкрепление, опустил голову и долго смеялся. Сам он прекрасно знал, что это значит: его бабушка иногда отправляла родственникам посылки. Разумеется, это только усиливало его желание получить подкрепление: он бы почувствовал себя человеком.

На перемене основательно обсудили это событие: что могло быть в посылке и что хотел бы получить каждый из них. Сидевшие на двух партах за ними тоже узнали о посылке и теперь с любопытством и завистью поглядывали на маленького Михая Нилаша.