Убрав со стола, мать достала четыре разноцветные свечки, оставшиеся от прошлого рождества.

В углу на скамейке стояло маленькое деревцо — елочка без украшений, без блестящей канители и яблок. Свечи она укрепила на елке проволокой, но не зажгла, чтобы они не сгорели до наступления Нового года.

Это был вечер, когда семья оглядывалась на прошлое и в своих воспоминаниях жила вместе с теми, кого уже не было здесь… Мать вынула из ящика в шкафу старый, бережно хранимый альбом, подсела поближе к печке и принялась рассматривать пожелтевшие фотографии и открытки. Так незаметнее проходило время. Один за другим разглядывали старики свои снимки в дни молодости: здесь они стоят улыбающиеся, уверенные в будущем, молодые и сильные; здесь мать сидит с маленьким мальчиком на коленях — это Мартин, их старший сын; здесь два стоящих рядом мальчика — пятилетний Мартин и двухлетний Юрий, оба такие маленькие и смешные, с пухлыми детскими ручонками и насупленными личиками. Потом Мартин предстает уже четырнадцатилетним подростком — смелым, сильным и здоровым. Эту фотографию она разглядывала дольше других.

— Таким он был, когда уезжал… — прошептала мать.

— Да, таким мы его видели в последний раз… — вздохнул отец. — Сколько ему теперь было бы лет?

Они начинают подсчитывать. С тех пор как в маленькой семье не стало Мартина, прошло немало лет. С детства он мечтал о море. И ему представилась возможность осуществить мечты: по ту сторону дюн к своим родным приехал какой-то капитан. Мартин до тех пор не давал отцу покоя, пока тот не пошел вместе с ним и не договорился о зачислении сына в команду парусного судна дальнего плавания. Поздней осенью, когда на море бушевали ветры и гибли корабли, он уехал на чужбину, чтобы больше не вернуться. В течение двух лет они получали письма и открытки из далеких иностранных портов; то он находился в Англии, то в Испании, то посылал известия из далекого Тринидада. Уезжая, Мартин пообещал привезти матери пестрый шелковый платок, отцу — трубку из морокой пенки, а Юрию бенгальский огонь — обычные подарки моряков своим родным. Потом они получили маленькую открытку из какого-то французского порта: «Поздравляю с Новым годом, до скорого свидания в будущем году. Завтра отправляемся в Южную Америку. Мартин». Это были последние строки, последний его привет. Спустя несколько месяцев семья Лазды получила от владельца парусника извещение, что при гибели баркентины [13] «Альбатрос» в Атлантическом океане их сын, вместе с остальными моряками, утонул. С тех пор они остались только втроем, и почта никогда больше не приносила им приветов из далеких стран.

— Дай мне эту открытку, — сказал Юрий и протянул руку к матери. Он бережно взял в руки маленький кусок картона и долго ощупывал его, точно кончиками пальцев стараясь почувствовать написанное на нем.

— Да… — прошептал он, глядя слепыми глазами на тлеющие угли. — Где обещанные бенгальский огонь, трубка из морской пенки и пестрый шелковый платок?

Наступило тягостное молчание. Наконец, мать взглянула на стенные часы — до конца года оставалось полчаса. Вздохнув, она встала и зажгла свечи. В комнате сразу стало светлее. Черный кот проснулся, зевнул и спрыгнул с колен слепого. Но пробудившиеся воспоминания уже не давали людям покоя. Они опять заговорили о Мартине.

— У Мартина была привычка, — сказала мать, — незадолго до наступления Нового года незаметно выскользнуть из комнаты, а затем неслышно подойти к дверям. Тогда он трубил: «Ту-ту-ту!» — и спрашивал, ожидаем ли мы Новый год — он уже пришел…

— Да, и он тогда повязывал голову твоим клетчатым платком и красил щеки красной бумагой, чтобы его не узнали… — заметил отец. — И в самом деле, каким он казался смешным в своих штанишках и курточке, с головой, повязанной женским платком. Мы каждый раз очень смеялись.

— А голос он всегда изменял, — улыбнулся слепой. — Говорил сердито и грубо, как бужа, который пришел путать маленьких детей.

— Он однажды и в самом деле напугал тебя, — вспомнила мать.

— Тогда я еще был маленький.

— Вы оба были маленькими, — сказала мать.

Отец вдруг стал прислушиваться.

— Нет ли там кого за окном? — спросил он. — Мне показалось, что мелькнуло чье-то лицо.

— Это тебе показалось, — ответила мать. — Кому сюда прийти?

Отец все же встал и подошел к окну. Но снаружи было тихо и никого не было видно.

Стенные часы однообразно тикали. Трещала загоревшаяся хвоя, когда огонек свечи дотягивался до верхней ветки. Семейство притихло, погрузившись в воспоминания прошлого. Но как печальны были эти воспоминания, как мрачна окружающая их действительность без каких бы то ни было надежд! Одинокие и покорные своей судьбе, они ожидали полночи.

Вдруг за окном действительно послышались шаги. Тяжело и уверенно заскрипели они по замерзшей земле, приблизились к двери и смолкли. И вслед за тем все услышали импровизированный звук рожка.

«Ту-ту-ту!» — трубил кто-то, приложив ко рту ладони. Потом опять, теперь уже ближе и отчетливее, раздались шаги, и сильные удары в дверь отозвались далеким эхом в болоте. Измененным, грубым голосом кто-то сказал:

— Вы ожидаете Новый год? Вы бодрствуете и готовы принять его подарки? Я прибыл с новым счастьем и новыми судьбами. Открывайте дверь и встречайте меня.

В комнате слышалось только тяжелое, взволнованное дыхание трех человек. Знакомые слова, голос, звучавший только в воспоминаниях далекого прошлого, воскрес после долгих, долгих лет с такой точностью, что они не осмеливались поверить своим ушам: происходило ли это на самом деле, или это был сон, галлюцинация слуха, которая иногда случается с усталыми людьми. Неужели это лишь жестокая шутка? Кто мог так зло шутить?

Потрясенные и взволнованные, они не в силах были произнести ни слова. Мать, закрыв лицо уголком передника, начала всхлипывать, отец мрачно нахмурился.

— Отец… — побледнев, прошептал слепой охрипшим голосом. — Иди посмотри, что там.

Отец вздохнул и направился к дверям. Слепой почувствовал струю холодного, морозного воздуха, ворвавшуюся в открытую дверь.

Незнакомый путник вошел в комнату. Сняв кепку, он стоял у дверей в пальто, покрытом снегом, в сапогах, сразу запотевших в тепле комнаты. Он смотрел то на одного, то на другого. Неприкрытая нужда, выглядывавшая отовсюду, догорающие свечи на ветвях, боль и недоверие, отразившиеся на лицах этих людей, глубоко взволновали его.