Шрифт:
Елена сделала, Лохмач посмотрел на нее с укором, лег у ее ног и положил морду на лапы. Глаза были тоскливые.
– Не заболел? – спросила женщина.
– Тоскует, – определил ротвейлерист. – Если бы знал, как найти хозяина, уже помчался бы… А так лежит и ждет, когда за ним придут.
– Да, – сказала женщина с чувством, – они нас считают большими и всемогущими!
Два дня Лохмач жил у нее тихо и мирно. Сделанную работу Елена большей частью отправляла на службу по Интернету, но два раза в неделю должна была, нужно или не нужно, показываться на службе лично. Сегодня был как раз такой день, она тревожилась, оставляя пса одного, собачники нарассказывали ужасов, что творят их любимцы в отсутствие хозяев: даже крохотные пуделя обдирают двери и обои, вытаскивают из шкафов шубы и рвут на клочья, собаки покрупнее за десятиминутную отлучку в щепы размалывают не только табуретки на кухне, но и гарнитуры…
– Пожалуйста, – уговаривала она дрожащим голоском, – не грызи, не ломай здесь ничего!.. Я бедная, я жалобная, я и так никудышная!.. Если ты что-то испортишь, я уже никогда не смогу ни купить новую вещь, ни даже отремонтировать!
Пес посмотрел укоризненно, но даже не поднялся, чтобы проводить ее до дверей. От него по-прежнему веяло тоской и безнадежностью.
Обратно она не бежала, а летела на крыльях. На свой этаж поднялась едва ли не раньше лифта. Второпях не могла попасть в замочную скважину, а когда открыла, сердце екнуло. В прихожей было пусто.
Она пробежала в коридорчик, тоже – пусто. С замершим сердцем вбежала в комнату. Огромная черная туша лежала на том же месте, где Елена оставила это чудовище. Голова даже не шелохнулась, только веки поднялись. Она ощутила на себе взгляд коричневых глаз.
– Ты болеешь? – вскрикнула она.
Уже без страха пощупала ему нос. Если сухой и горячий, то, скорее всего, заболел, а если холодный и влажный… Под пальцами было прохладно. И совсем не сухо.
– Так что же с тобой? – спросила она жалобно. – Нельзя же так тосковать… Все наладится!.. Ладно, отдыхай. Я приму душ, а потом поужинаем вместе.
Она оставила дверь в ванную открытой. Пес лежал как темная глыба, даже не смотрел в ее сторону, однако впервые за последние годы ей стало надежно и как-то защищенно. Когда в квартире такой большой и сильный зверь, мимо ее двери будут проходить на цыпочках.
Ужинали вместе. Она сварила мясной суп, а затем разделила поровну. Пес нехотя дополз на кухню, черный нос брезгливо подергался. Елена сказала жалобно:
– Ну что еще?.. Я не знаю, что тебе готовить!
Пес вздохнул и с усилием начал лакать из тарелки. Елена смотрела, как он ест, и вдруг отчетливо поняла, что он ест только для того, чтобы она не дергалась, чтобы успокоить ее, а ему самому не то что есть, жить не хочется.
– Господи, – проговорила она, – я много слышала, что собаки все понимают… Но чтоб со мной вот так!
В дверь позвонили. Елена отодвинула тарелку, вроде бы никого в гости не ждет, поднялась. Пес перестал притворяться, что интересуется едой, с неторопливостью башенного крана повернул голову в сторону прихожей.
На площадке стояли двое молодых парней. Елене они не понравились с первого же мгновения: уверенные и нагловатые, глаза раздевающие, во взгляде быстрая прикидка степени ее податливости… во всех отношениях. Это ее насторожило и испугало, обычно в мужских глазах видела, как там, за этими тупыми глазками, идет прикидка лишь одной особенности: сразу ли раздвинет ноги и все ли позволит с собой проделывать.
Оба одеты модно, с уклоном не то в рокеры, не то в гомосеки: те и другие носят одинаковые черные кожанки. У одного с плеча небрежно свисает сумка. Из открытого отделения высунулся толстый собачий поводок.
– Здравствуйте, – сказал один и показал в улыбке крупные белые зубы. – У нас пропала собака. По приметам, что нам передали, она у вас.
– Если так, – ответила Елена упавшим голосом, – то заходите… Он на кухне.
Пес даже не поднял голову, только глаза неотрывно следили за гостями. Один сказал с ходу:
– А, верно!.. Тарзан, иди сюда. Ну же, Тарзан!
Второй сказал довольно:
– Да, да, это он.
Они приблизились к псу, и тут Елена впервые увидела его клыки. Когда он ел, она видела только розовый язык, суп лакал лениво и деликатно, а сейчас верхняя губа приподнялась, блеснуло белое и настолько длинное, что она скорее бы назвала это десантными ножами, чем собачьими клыками. Такими представляла, по голливудским фильмам, бивни вепрей-великанов да еще рога горных козлов!
Первый сказал с нервным смешком:
– Он сердится, что мы его сразу не нашли.
– Гроза, – ответил второй. – Гроза виновата! Он считает нас всемогущими, а раз мы его не нашли, то, значит, наказывали…
Он осторожно приблизился, вытащил ошейник, а второй достал длинный поводок из толстой кожи. Пес привстал, пасть открыл шире. Елена услышала предупреждающее рычание, у нее пошли мурашки по коже, а кожа покрылась крупными волдырями.
Рык зарождался в огромной мощной груди пса, обогащался свирепостью в горле, и когда выкатывался из страшной, как у крокодила, пасти, то от близости зубов становился таким же острым и пугающим.