«Да, для него это выглядит просто как нажать на курок», – понял журналист.

– Или мы будем вместе, или... – глухо сказал капитан. Ружье в его руках начало медленно подниматься.

Две черные бездонные дыры уперлись Соловьеву в лицо. Он хотел закричать... и не смог. Он пробовал отвести глаза или зажмуриться... но тело не слушалось.

Он пробовал сделать хоть что-то, но с отчаянием обнаружил, что не может сделать ничего.

– Здесь что-то происходит, парень, – нараспев говорил Ме зенцев. – Что-то не очень хорошее, поверь мне... Да ты и сам это видишь... Нам надо держаться вместе. Другого выхода нет. Но если ты сомневаешься...

Ружье медленно закачалось перед лицом.

– Нет... нет... – Соловьев судорожно ловил ртом воздух, но легкие казались забитыми цементом, они никак не могли расправиться и наполнить грудь.

– Если у тебя еще остались какие-то сомнения, то лучше скажи сразу. Сделай это сейчас. Я должен знать, могу ли я на тебя рассчитывать.

Соловьев закивал:

– Да, да... Можете... можете...

– Ты был не прав, парень. Ты поставил вопрос в чересчур категоричной форме. Теперь я хочу знать, можешь ли ты его разрешить? В такой же форме? Ну?

– Вам показалось... Я ничего не ставил. – Соловьев удивлялся, как он еще может говорить, слова доносились глухо и откуда-то издалека, как это бывает, когда кто-то вклинивается в телефонный разговор.

– На!

Он вдруг почувствовал, что приклад уперся ему в грудь, ружье повернулось. Теперь стволы смотрели куда-то в сторону, поверх левого плеча Мезенцева.

– Держи!

Соловьев будто со стороны наблюдал за своей рукой: вот белые пальцы обхватили ложе... вздрогнув, двинулись вперед...

– Положи пальцы на курки!

– Зззачем?

– Делай, что я говорю!

Соловьев осторожно положил дрожащие пальцы на курки. Он старался изо всех сил напрячь их, чтобы случайно не нажать и не выстрелить.

– Молодец! – похвалил Мезенцев. – А теперь... Подойдем ближе к проблеме... – Он медленно обхватил вороненую сталь стволов, повернул и упер их себе в грудь. – Тихо, парень! Не дрожи! Не делай случайных движений, ладно? Я не хочу, чтобы это получилось случайно. Ты понял?

Соловьев с трудом проглотил слюну, она походила на кусок застывающего воска.

– Отлично! Даже нет, мы поступим вот как. – Мезенцев встал на колени, будто собирался сделать что-то непристойное. Обеими руками он держал стволы у самого обреза и заглядывал...

«О боже! Он смотрит прямо туда!»

– Вот теперь, пожалуй... Теперь все так, как должно быть. Да? – Он прижал обрез дула ко лбу. – Теперь прла-а-а-вно... потяни за курок.

Соловьев зажмурился:

– Нет, я...

– Не закрывай глаза. Именно так решаются вопросы, заданные в категоричной форме. Ты видел – там, в деревне у меня это получается. Теперь я хочу посмотреть, получится ли у тебя?

– Я не хочу, – быстро произнес Соловьев. Он почувствовал, как мышцы сводит судорогой, но боялся пошевелиться – одно неосторожное движение, и... – Ну зачем... Зачем вы это делаете? – Он заплакал, но по-прежнему боялся пошевелиться.

– Если первый раз выйдет осечка, не смущайся. Ты же помнишь, там всего один патрон, – продолжал наставлять его Ме зенцев, и его голос звучал так спокойно, будто он выполнял свое обещание – учил парня курить. – Не все получается с первого раза. К этому надо быть готовым. Я хочу узнать, готов ли ты?

Соловьев покачнулся. Его ноги приобрели мягкую гибкость – словно кто-то вытащил из них кости и суставы. Перед глазами все задрожало и поплыло. Руки похолодели и превратились в два куска льда, казалось, если он и дальше будет сжимать пальцы, они просто расколются. Треснут и упадут на асфальт.

Соловьев отпустил руки, но Мезенцев не дал ружью упасть. Он быстро поймал его и перехватил.

– Теперь смотри, как это делаю я.

Сил больше не осталось – Соловьев упал, скорчился на земле, забился, будто в конвульсиях.

Кроссовка Мезенцева, испачканная в крови неизвестного («это не имеет значения, ведь он уже мертв?» – тупо подумалось Соловьеву) тракториста уперлась в его грудь, а черные дырки стволов – в лицо.

Журналист бился, извиваясь, он всеми силами пытался вырваться, но кроссовка крепко прижимала его к асфальту.

– Смотри! – Раздался щелчок.

И затем наступила долгая пауза, в течение которой Соловьев мучительно соображал, последует ли за ним выстрел или нет...

Выстрела не было.