— В больницу святого Яноша? — переспросила я.

— Да. А разве господин профессор этому не обрадуется?

— Еще как обрадуется! — сказала я.

— Ну и ладно, — кивнула мама Роза. — А вы что хотели мне сказать, милочка?

Тут мне вспомнилось, что больного положено щадить. Но если слабое сердце, подумала я, способно выносить притворство и равнодушие, приспособленчество и корыстолюбие, то отчего бы ему не выдержать правду?

— Милая мама Роза, — сказала я, — из вас тут делают дурочку.

Она села в постели и уставилась на меня.

— И вы сами позволяете это, — добавила я.

Худые лица гораздо лучше умеют хранить тайну, чем лица полные. Так и с мамой Розой: несмотря на толстый слой жировых подушек, по ее лицу я с абсолютной точностью могла прочесть все, что творилось у нее в душе. Она уставилась в темноту окна, то бишь в никуда. Но из этой темноты, из этого «ниоткуда», словно под действием проявителя, возник групповой портрет «великой пятерки». Кроме Сонтага там были и Виллибальд, и Бокша, который завораживал больных светской легкостью своих манер, и Петц, и Лорант, достигавшие той же цели: один — с помощью солдатской грубости, другой — благодаря маске великого Пастера. Мама Роза какое-то время любовалась этим групповым снимком, а затем взгляд ее вернулся из ниоткуда.

— И эта катетеризация, — спросила она каким-то неожиданно тонким голоском, — вовсе ничего не дает?

— Это очень важное обследование, — пояснила я. — Но вашего состояния это не изменит.

— Понятно, — сказала мама Роза.

Выражение почтительного подобострастия, как плохо приставшая эмаль, вмиг слетело с нее. Она смотрела на меня, и у нее был взгляд покупательницы, которую уже не раз обсчитывали в бакалейной лавке, и теперь она не знает, чего ждать от этого нового продавца.

— А вы, доктор, что посоветуете? — спросила она.

За весь день это была единственная светлая минута: я перестала быть «милочкой». Мама Роза произвела меня в доктора.

Я посоветовала ей выписаться из больницы. Дома отдыхать побольше. Избегать волнений. Принимать дигиталис и постараться протянуть как можно дольше.

И тут мама Роза тяжело запыхтела.

Нет-нет, не пугайтесь! Это отнюдь не было предвестником сердечного приступа, просто мама Роза прикусила губу и пыталась дышать носом.

— А, чтоб им пусто было! — неожиданно закипая гневом, воскликнула она.

И встала с постели. Пыхтя, прошлась по комнате. Меня охватил ужас. Она шагала поступью боевого коня, но целью ее оказался шкаф. Мама Роза отворила его, вытащила оттуда белье и платье и оделась. Я попыталась помочь ей, но она оттолкнула меня.

— Что вы собираетесь делать? — спросила я.

— На обратном пути сын еще раз заглянет сюда, — сказала она. — Вот и отправлюсь восвояси.

Она кончила одеваться и присела в кресло. Взгляд ее снова уперся в окно.

— Выходит, господин профессор — врач неважнецкий? — спросила она.

— Напротив, он врач лучше некуда, — сказала я.

— Значит, как человек, непорядочный? — спросила она.

— Все это не так просто, мама Роза, — сказала я.

— Ладно, я ведь тоже разбираюсь, что к чему, — сказала мама Роза. — Наверно, я зря хлопотала за него перед сыном?

— Наоборот, вы сделали очень доброе д ело, — заверила ее я.

Она опять встала и принялась укладывать в чемодан свои

вещи. На сей раз дозволила мне помочь ей. Две банки компота, стоявшие между оконными рамами, торжественно вручила мне. И снова села, уставясь в окно. В палате слышно было только ее пыхтение.

— Одному я рада, — чуть погодя воинственным тоном заговорила она.

— Чему же вы рады?

— Что о вас я тоже успела рассказать сыну.

— Обо мне? Но что именно?

— Правду, — отрезала она с видом, не терпящим возражений. — Что ты, детка, тут самый порядочный человек из всех.

Ну вот, я уже и в «детки» попала, и удостоилась обращения на «ты». Поверьте, я была отвратительна себе в ту минуту.

— И видишь, до чего я права оказалась, — продолжала о на. — Ведь я как раз и говорила сыну, что…

— Прошу вас, мама Роза, — насилу произнесла я, потому что голос у меня прерывался. — Пожалуйста, не надо меня хвалить.

— Говорить правду — не значит хвалить, детка моя.

— А что, если я вовсе того не заслуживаю?

Мама Роза многозначительно прищурилась.