Все поняли сержанта. Не добросить до бандеровцев шестисотграммовые Ф-1. Кидать придется с расчетом, что они взорвутся в воздухе и накроют врага осколками сверху. Кого-то ранят, оглушат, а дальше как карта ляжет. Грицевич все же накрыл осторожного пулеметчика. Высматривая сектор обстрела, тот чуть-чуть высунулся, показав верх черного кепи. Пуля ударила вскользь по макушке, отбросила картуз с серебристым трезубцем. Испуганный крик пулеметчика слился со щелчками взведенных взрывателей «лимонок».

Четыре гранаты взорвались с недолетом. Вроде хвалят знаменитые Ф-1 с их осколочной рубашкой, но чугун крошится от взрыва, эффективного удара издалека не получается – это Мальцев хорошо знал. Однако треск сразу четырех гранат оглушил, пригнул оуновцев, кого-то ранило осколками. Один вскочил и попал под выстрел Кости Орехова.

Бежали навстречу друг другу с расширенными от злобы глазами. Орехов стрелял из самозарядной винтовки, но мазал на бегу. Один из бандеровцев точным выстрелом свалил связиста Геннадия Белых. Шлепок пули, короткий стон и бьющееся в агонии тело.

Предчувствие близкой смерти охватило людей, бежавших навстречу друг другу. И вылилось оно в сплошной рев, заменивший слова, злобу, ненависть.

Николай всадил очередь в оуновца с немецкой винтовкой у плеча. Другой бандеровец, округлый, с широким загривком и ножом на поясе, метнулся в сторону.

Автомат отстучал короткую, на два последних патрона, очередь. Пули ударили оуновца в живот пониже ремня, повалили на колени. Старший группы, с вислыми запорожскими усами, застрелил из немецкого МП-40 сапера. У него тоже закончился магазин. Оба одновременно с Мальцевым схватились за пистолеты.

Костя Орехов нажал на спуск самозарядки СВТ три раза подряд. Тело усатого падало на подломившихся ногах. Трое уцелевших бежали к мосту, но раны и контузии от взорвавшихся гранат замедляли бег.

Один упал, получив пулю в спину. Двое с маху вломились в кусты и ушли низиной.

Капитан Зимин на другой стороне ущелья дал сигнал к атаке. МГ-34, мощный, безотказный пулемет вермахта, успел отстучать несколько длинных очередей, посылая тринадцать пуль в секунду. Веер пуль смахнул передние ряды идущих на штурм бойцов.

Старший политрук Толя Усанов оказался одним из тех, кто пробежал десяток шагов по настилу, успел выстрелить и упал от сильного толчка в живот. Затем пришла боль, она жгла и выворачивала внутренности, пробитые разрывной пулей.

Старший политрук пытался поднять с настила свой «ТТ», встать и бежать дальше. Но сознание уже перешло за крайнюю черту, угасал мозг, быстро вытекала кровь.

– Ура! За Сталина…

Изо рта рвался крик. Надо бежать, бить врага. Ура! На самом деле окровавленные губы лишь слабо шевелились. Как быстро кончается жизнь…

Пулеметчикам не дали разогнаться. Сапер с привычной, крепко сжатой в руке саперной лопаткой рубанул в основание шеи и отшатнулся от брызнувшей струи. Второго номера застрелил боец из прорвавшегося отделения Кондратьева.

Охрану моста добивали с яростью, гнались за убегавшими. Немецкий лейтенант, командир взвода, прижатый к скале, поднял руки. Одна была окровавлена, в другой он сжимал «парабеллум». Запоздало бросил его под ноги.

– Я ранен… нужна помощь.

Красноармеец в буденовке старого образца перехватил поудобнее винтовку и, словно на учении, умелым выпадом вонзил ее в живот лейтенанту. Затем не спеша поднял пистолет и снял с руки офицера часы. Увидев, что тот еще жив, ударил штыком еще раз.

Двое немцев и оуновец, не зная, куда бежать, забились на узкий уступ над скалой. Внизу бурлила среди россыпи камней речка, широко расстилалась недоступная гористая равнина. Оуновец с тоской огляделся. Ридный край. Прощай!

– Оружие! Бросай винтарь!

– Жрите! Все вы здесь подохнете.

Винтовка с расстрелянной обоймой разлетелась о камень. Вслед за обломками бросился в ущелье молодой украинец. Немцы торопливо тянули вверх руки:

– Плен! Не стрелять.

Одного сгоряча пристрелили. Раздались крики:

– Язык нужен. Брать живьем.

Позже, когда Федор Зимин спрашивал немца, почему не взорвали мост, тот отмалчивался. Зато громко засмеялся захваченный живым контуженый бандеровец, извлеченный из окопа.

– Вас, дураков, здесь стерегли! Сосчитай, сколько ваших внизу гниют. Сотни. Конец жидовской власти!

Обоих подтащили к обрыву и расстреляли, столкнув тела вниз. Старший сержант Лыков, склонившись, наблюдал, как кувыркаются убитые.

– Вот и вы там полежите, – пробормотал он. – Пока карги до мослов не расклюют.