Очень показательно, что на незыблемые, давно установленные истины покусились, в известном смысле, аутсайдеры — французский профессор ( иностранец!)Хьюго Лебейли и не имеющая отношения к науке актриса (!)Кэролайн Лич. (Ученое сообщество отнюдь не пришло в восторг от этого вмешательства.) Лебейли изложил свои выводы в научных трудах; Лич опубликовала книгу, рассчитанную на широкого читателя. [167]

Результаты пересмотра известных фактов и сохранившихся документов оказались сокрушительными. Как карточный домик рассыпаются глубокомысленные построения и гипотезы… («Вы — просто колода карт!» — говорит разгневанная Алиса и просыпается.)

В качестве примера можно привести хорошо известные воспоминания Изы Боумен (1873–1958), актрисы, в чьей судьбе Ч. Л. Доджеон принимал живое участие. (Доджеон помогал также ее сестрам и брату.) Ее книжка «История Льюиса Кэрролла, рассказанная настоящей Алисой в Стране чудес», вышла в 1899 году, через несколько месяцев после биографии Коллингвуда. Алисой она называет себя на том основании, что в 1888 году ей довелось играть знаменитую кэрролловскую героиню.

Мемуары Изы, написанные достаточно живо, с несомненной любовью к Кэрроллу, которого она называет «дядюшкой», тем не менее оставляют странный, слащавый привкус, знакомый русскоязычным читателям среднего и «выше среднего» возраста по школьным «рассказам о Ленине». «Маленькая девочка и ученый профессор! Какое странное сочетание!» — восклицает она то и дело. Портрет ученого чудака расцвечен описаниями игр, прогулок, ее долгих визитов в Крайст Чёрч… Словом, читателю не приходится жаловаться на отсутствие «картинок и разговоров». Так, мы находим в воспоминаниях весьма драматичное описание ссоры и примирения «профессора и маленькой девочки»:

Итак, по утверждению Изы, в момент описанной размолвки ей «не более десяти-одиннадцати лет»… Однако на деле ей гораздо («О, гораздо!» — сказала Королева…) больше. «Примечательно, — ядовито замечает по этому поводу Кэролайн Лич, — что Изе уже исполнилось тринадцать, когда она познакомилась с Доджсоном. К тому времени, как он оплачивал ее уроки актерского мастерства и возил ее на каникулы, ей было лет четырнадцать — шестнадцать, в последний раз она гостила у него в Истборне в двадцатилетием возрасте».

Гипноз коллективно созданного образа так велик, что уже другая «юная подружка» Кэрролла, Рут Гэмлен, в мемуарах, написанных в семидесятилетием возрасте, отчетливо вспоминает, как в 1892 году родители пригласили на обед Кэрролла с гостившей у него в то время Изой — та описана как «застенчивый ребенок лет двенадцати». «Прелестно и убедительно, — комментирует этот пассаж Кэролайн Лич, — однако в 1892 году Изе уже исполнилось восемнадцать…»

В случае Изы Боумен речь, конечно, не идет о случайной ошибке. Ее мемуары пестрят навязчивыми напоминаниями о том, что Кэрролл был «величайшим другом детей» — это определение повторяется не однажды.

«Я думаю, что сделала всё, что было в моих силах, чтобы показать самую светлую сторону натуры Льюиса Кэрролла — друга детей. […] Я надеюсь, что мой скромный вклад поможет сохранить память о величайшем друге детей», — пишет Иза, прекрасно зная, что большая часть описанных эпизодов относится отнюдь не к детскому ее возрасту. Объяснить такую настойчивость несложно. Одно дело рисовать идиллические картинки вечеров у камина, долгих прогулок рука об руку, поездок к морю, когда речь идет о «маленькой девочке и ученом профессоре». Другое дело — бросать вызов обществу, повествуя об отношениях необычных, не укладывающихся в рамки общепринятого — об отношениях с неординарным человеком, жившим по собственным, неординарным правилам. Правдивое изложение фактов, отмечает Кэролайн Лич, могло губительным образом отразиться на репутации Изы — к тому времени преуспевающей актрисы. Нетрудно представить себе выводы, к которым пришли бы добродетельные викторианцы, узнав, что немолодой профессор оплачивал уроки музыки, визиты к дантисту и другие расходы молодой актрисы, отнюдь уже не ребенка. Между тем Иза не была исключением в жизни Кэрролла — ни в качестве child-friend, ни в качестве заботливо опекаемой протеже. Кэрролл много общался с детьми актеров и много помогал им. Широко известна многолетняя дружба Кэрролла с актерским семейством Терри — и с самой знаменитой из них Эллен Терри, на чьи спектакли он неизменно водил своих приятельниц.

Чуть ли не каждая из child-friendsКэрролла, чьи мемуары собраны в книге «Льюис Кэрролл: интервью и воспоминания» (Lewis Carroll: Interviews and Recollections // Ed. by M. N. Cohen. London, 1989), отмечает, что она была исключением из правил, поскольку ее дружба с Кэрроллом не прервалась с окончанием детства, а продолжилась в более зрелые годы. Читая одно за другим эти утверждения, начинаешь недоумевать, что же это за такое правило, из которого так много исключений? Гертруда Аткинсон, например, пишет об этом так: «Многие утверждают, что он любил детей, только пока они оставались детьми, и терял к ним интерес, когда они вырастали. Мой опыт был иного рода: мы оставались друзьями всегда. Я думаю, иногда возникали недоразумения оттого, что многим выросшим девочкам не нравится, когда с ними обращаются так, будто им все еще десять лет. Лично мне эта его привычка всегда казалась очень милой».

Иные child-friendsподружились со знаменитым сказочником, будучи уже вполне взрослыми людьми. Таково было знакомство Кэрролла с художницей Гертрудой Томсон, которой было немногим меньше тридцати, когда они впервые встретились. Вместе с Томсон Кэрролл часто работал над портретами детей — в том числе обнаженных девочек. В викторианской Англии всё еще во многом господствовало представление о ребенке, унаследованное от предромантиков и романтиков — Блейка, Вордсворта, Кольриджа. Образ девочки воплощал для викторианцев чистоту и невинность, красота детского тела воспринималась как асексуальная, божественная, изображения обнаженных детей были весьма обычны для того времени.