Шрифт:
В Петербурге также ходят в Троицын день на могилы: посыпают их цветами и обставляют березками; поминают своих родителей и проводят целый день с покойниками, думая, что они беседуют, веселятся и горюют с ними. В этот день поминают еще не одних родных, но и знакомых.
В некоторых местах Енисейской губ<ернии> одевают березку в пестрое платье и ставят ее в клеть до Троицына дня. Это чучело из березки называется гостейкою. В Троицын день после обедни выносят девушки с парнями гостейку за селение; завивают в роще венки и пляшут около гостейки; потом пускают на воду плетеные венки и гадают.
Из местных обычаев на Троицын день не менее замечателен у волжских жителей. Завив березки в роще, отправляются с венками к реке Волге при радостном пении:
Глубока река, берега рвала, Ох, люли, берега рвала! Уж я молода по бережку шла, Ох, люли, по бережку шла! По бережку шла и цветы рвала, Меня молоду туда сорвало, Вниз понесло, к донским казакам, Ох, люли, к донским казакам.По развитии венков бросают их в воду: чей венок прямо поплывет, той выйти замуж в тот же год; чей потонет, той сидеть в девках.
По окончании загадывания возвращаются домой с пением:
Грушица, грушица, зеленый виноград, Под грушицей светлица стоит, Во светлице девушка сидит, Забавные речи говорит: Ах, нонече какие времена! Сушат жен хорошие мужья, А девушек дальние друзья. Всяка девка себе дружка зажила: Дальний друг — большая сухота, Ближний друг — веселье завсегда. Призвала дружка на часок побывать; Уняла его и ночку ночевать; Упросила неделюшку пожить, Принуждает его силою любить. Уже силою не буду я любить, По неволе я не буду целовать [92] .92
Снегир. «Русск. прост, пр. и суев. обр.», ч. III, с. 148–151.
В Воронежской губернии существовал обычай, что девушки завивали венки поутру Троицына дня, а развивали и пускали на воду в самый праздник уже вечером. Для праздника строили шалаш за городом, убирали его венками, цветами и душистою зеленью; внутри него ставили чучело, одетое в богатое платье, мужское или женское. Около шалаша толпились люди обоего пола, раскладывали на Застланных скатертью столах или на земле нарочно приготовленное кушанье и ставили разного рода напитки: мед, пиво, варенуху и водку; садились и угощали друг друга; затем начинали петь и плясать около шатра. Девушки и Молодые парни составляли хоровод с песнями и пели:
Луговая коростель, Ладо, ладо, коростель! Не кричи рано по зоре, Не буди меня рано на зоре! У меня матушка — мачеха. Она меня поздно спать кладет, Она меня рано взбуживает К легкому делу, к жерновам. Луговая коростель, Ладо, ладо, коростель! Закричи рано по зоре, Разбуди меня рано на зоре! У меня матушка родная, Она меня рано спать кладет, Она меня поздно взбуживает К тяжелому делу, к пялицам.В Семик и Троицын день при завивании венков разыгрывают в северной части России хороводную игру жениха и невесты. В середину хоровода помещают ловкого парня и печальную девушку. Хоровод ходит вокруг них и поет:
Ай, во поле, аи, во поле, Ай, во широком раздолье! Стоят шатры, стоят полотняны, Во шатрах сидят князья, бояре, За шатром гуляет гостинин сын. Он во гусли играет, Девушку утешает: «Не плачь, не плачь, девушка, Не плачь, не плачь, красная! Сошью тебе, девушка, Шубку, юбку, телогрейку; Подарю монисты с камнями, Серьги со жемчугами». Ай, во поле, ай, во поле, Ай, во широком раздолье! Стоят шатры, стоят полотняные, Во шатрах сидят князья, бояре, За шатром красна девица гуляет. Девица речи ведет К гостинну молодцу: «Ненадобно, молодец, Ни шубки, юбки, телогрейки, Ни монисты со камнями, Ни серег с жемчугами. Пусти меня, молодец, С девицами гулять!» «Тогда тебя отпущу, Когда русу косу расплету».Эта хороводная игра, выражающая грусть девушки по ее свободе, которая для нее дороже всех подарков, оканчивалась в старину расплетением косы. Девица всегда восхищается волнистою своей косою, но как она плачет, когда расплетают ее! Наши песни о русой косе запечатлены душевною тоской. Так пели наши предки, так оно и было. А теперь не то время! Теперь каждая девушка расплетает с радостью свою косу, чтобы ей быть посвободнее. За мужем. Следующую песнь также поют во время троицких хороводов.
Конопля, конопля, зеленая моя! Что ж ты, конопля, не весела стоишь? «Ах, как мне, конопле, весело стоять? Снизу меня, коноплю, бурей сломало, Сверху коноплю воробьи клюют». Девка ты, девушка красная! Что ж ты, девушка, невесело сидишь? «Ах, как мне, девушке, веселой быть! Мой батюшка хочет замуж отдавать, А мачеха хочет в черницы постричь, Мой батюшка пошел бояр собирать, А мачеха пошла за игуменьею». Скрипнули ворота растворчатые, Брехнула собака борзая на цепи, Мне чало (мне думалось), батюшка с боярами, Ажио моя матушка с игуменью. Садись, мое дитятко, на золотое стульце, Расплетай, мое милое, русую косу. Пусти меня, матушка, на Дон погулять, Белильцы, румянцы с лица постирать. Смоем, мое дитятко, горючей слезой, Сотрем, мое милое, пельчатым рукавом [93] .93
«Украинский журн.», 1824 г., № 11.
Между суеверными предметами народ сохранил на берегу реки Мечи в селе Козьем (около Тулы) кучу камней, расположенных хороводным крутом. Там думают, что этот круг состоял из хороводных девушек, которые за неистовые пляски их на Троицын день превращены небесным громом в камни. Это похоже на Ниоба, превращенного громом с детьми в камни.
В древности ходили в священные рощи снимать кору с деревьев, березы, липы и дуба и прикладывали ее к ранам. Добывая огонь из священных деревьев <с> помощью трения, хранили его дома. Другие брали кусочек затлевшегося дерева или щепочку золы и берегли у себя, думая предохраниться от заразы. Спинную боль излечивали топтанием ногами по хребту спины, в священной роще [94] .
94
«De Russ. relig. et ritib.», ed. 1581 г.