Твен Марк
Шрифт:
Снова самое тщательное изслдованіе документа.
— И вы говорите, что это онъ самъ написалъ… или какъ это было?..
— Собственноручно написалъ!.. Христофоръ Колумбъ!.. Его собственная подпись… Самъ писалъ!
Докторъ положилъ документы обратно и сказалъ:
— Я знавалъ въ Америк мальчиковъ, которымъ было не больше 14 лтъ и которые умли писать куда лучше, чмъ это!..
— Да, но вдь это онъ писалъ… онъ самъ, великій Христофоръ…
— Все равно, кто бы онъ ни былъ. Это сквернйшій почеркъ изъ всхъ, которые я когда-либо видлъ. Вы, пожалуйста, не воображайте, что можете сколько угодно морочить насъ только потому, что мы иностранцы. Но мы далеко не дураки. Итакъ, если вы можете показать намъ образцы каллиграфіи, на которые дйствительно стоитъ взглянуть, то показывайте, — а если нтъ, — то лучше пойдемъ куда-нибудь въ другое мсто.
Мы пошли въ другое мсто. Проводникъ былъ замтно разочарованъ въ своихъ ожиданіяхъ, но попробовалъ сдлать еще одинъ опытъ. У него имлось въ виду нчто, долженствовавшее, по его убжденіи, восторжествовать надъ нашимъ равнодушіемъ.
Онъ сказалъ:
— Ну, теперь, мои господа… идите за мной и я вамъ покажу что-то совсмъ прекрасное… Великолпный бюстъ Христофора Колумба, — божественно!.. необычайно!..
Онъ подвелъ насъ къ этому великолпному бюсту, — онъ и въ дйствительности былъ великолпенъ, — отскочилъ назадъ и сталъ бить себя въ грудь.
— А-а!.. вотъ, вотъ!.. Посмотрите, мои господа… Превосходно! Величественно!.. Бюстъ Христофора Колумба!.. Чудный бюстъ, чудный пьедесталъ!
Докторъ одлъ на носъ пенснэ, пріобртенное имъ спеціально для подобныхъ случаевъ.
— Какъ, вы говорите, зовутъ этого господина?
— Христофоръ Колумбъ! Великій Христофоръ Колумбъ!
— Такъ, такъ, — Христофоръ Колумбъ. Великій Христофоръ Колумбъ. Однако, что же онъ такое совершилъ?
— Открылъ Америку. Онъ Америку открылъ… Разв этого вамъ мало?
— Что такое, онъ открылъ Америку? Ну, это уже вы, кажется, заврались! Мы теперь прямо изъ Америки. Тамъ о немъ ни слуху, ни духу!.. Христофоръ Колумбъ… гм… очень миленькое имя, очень… Онъ уже умеръ?
— О corpo di Baccho! Уже триста лтъ.
— Ага! отъ какой болзни онъ умеръ?
— Я не знаю… я не могу этого сказать.
— Но, однако!.. можетъ быть, отъ оспы?
— Я не знаю, мои господа… Не знаю, отчего онъ… умеръ…
— Такъ, пожалуй, отъ кори?
— Можетъ быть, можетъ быть… я не знаю… я думаю, что отъ какой-нибудь болзни… онъ умеръ…
— Родители еще живы?
— Немыслимо?
— Жаль. А, скажите пожалуйста: гд же тутъ бюстъ, а гд пьедесталъ?
— Santa Maria! Вотъ это бюстъ, а вотъ это — пьедесталъ.
— Такъ, такъ… Теперь я понялъ. Счастливое сочетаніе… Дйствительно, весьма счастливое сочетаніе!
Одурачивъ нашего Генуэзскаго проводника, мы поняли, что, практикуя тотъ же пріемъ, всегда обезпечимъ себ побду и въ будущемъ. Иначе эти проводники замучили бы насъ до смерти.
Въ Римскомъ Ватикан, въ этомъ удивительномъ хранилищ всевозможныхъ замчательныхъ сокровищъ, мы провели нсколько часовъ подъ рядъ. Но и здсь мы обезоружили нашего проводника своей сдержанностью. Иногда мы были уже близки къ тому, чтобы выказать интересъ или даже восхищеніе, но всегда во время сдерживались, правда, иногда это было трудно, но за то всегда приводило къ прекрасному результату. Едва-ли кто-нибудь другой справился бы съ такой задачей въ Ватиканскомъ музе. Проводникъ нашъ былъ вн себя: онъ просто ошаллъ. Въ стремленіи поразить насъ самыми замчательными диковинами, онъ суетился почти до потери ногъ и выказывалъ необычайное проворство, но все напрасно. Онъ приберегъ къ концу то, что считалъ величайшимъ чудомъ, — мумію египетскаго царя, наиболе хорошо сохранившуюся изъ всхъ существующихъ на свт. Онъ подвелъ насъ къ ней. На этотъ разъ онъ былъ такъ увренъ въ своей побд, что къ нему даже вернулась часть утраченнаго энтузіазма.
— Вотъ, вотъ, мои господа! Вотъ мумія, мумія!
Пенснэ спокойно и критически, какъ обыкновенно, утвердилось на носу доктора.
— А-а!.. какъ васъ, — Фергусонъ?.. Такъ-ли я васъ понялъ?.. Какъ звали этого молодца?
— Какъ его звали?.. Я не знаю его имя… Это мумія! Египетская мумія!
— Да, вотъ что! Родилась здсь?
— О, нтъ!.. Египетская мумія.
— Совершенно врно! Вроятно, француженка?
— Да, нтъ же… ни француженка, ни римлянка… Родился въ Египт.
— Гд? Въ Египт? Въ жизни моей никогда не слышалъ ничего объ Египт! Вроятно, заграничное мстечко? Мумія, мумія… Гм, и вдь какъ тихо и спокойно лежитъ… Эге! да она, кажется, мертвая?!
— Oh sacr'e bleu! Уже 3.000 лтъ.
Докторъ гнвно накидывается на него:
— Послушайте, что же это такое, чортъ возьми! Или вы насъ считаете за китайцевъ, только потому, что мы иностранцы и хотли бы кое-чему поучиться! Не думаете-ли вы насъ поразить какимъ-то несчастнымъ трупомъ изъ лавки старьевщика? О, чортъ васъ возьми, да я васъ за это!.. я васъ… Если у васъ есть на готов какой-нибудь симпатичный, свженькій трупикъ, покажите его… А нтъ, такъ ну васъ къ дьяволу вмст съ этой тухлятиной!
Нашъ проводникъ былъ французъ. Совершенно безсознательно онъ отплатилъ намъ за нашу шутку. На слдующее утро онъ явился къ намъ въ отель, съ цлью узнать, тутъ-ли мы еще, и, насколько могъ, описалъ насъ такъ ярко, что хозяинъ почти сразу догадался, о комъ именно ждетъ рчь. Онъ закончилъ свое описаніе, указавъ, между прочимъ, что мы несомннно сумасшедшіе. Мы нисколько не были на него въ претензіи за эту безобидную и съ его точки зрнія вполн добросовстную характеристику.
1896