Кое-какъ добравшись въ нашемъ пшемъ путешествіи до Гейлбрунна, мы ршили переночевать здсь въ томъ самомъ зданіи, гд 300–400 лтъ тому назадъ жилъ старый вояка Гетцъ фонъ-Берлихенгенъ, посл освобожденія своего изъ одиночнаго заключенія въ башн.
Намъ, т. е. моему спутнику Гаррису и мн, отвели ту самую комнату, въ которой квартировалъ этотъ храбрый рыцарь. На стнахъ висли еще жалкіе остатки тогдашнихъ обоевъ, четырехъвковая мебель давала о себ знать вычурными рзными украшеніями, а нкоторые запахи въ комнат были, вроятно, не моложе 1.000 лтъ. Хозяинъ показалъ намъ даже и тотъ крюкъ въ стн, на который суровый старикъ Гетцъ, отходя ко сну, вшалъ обыкновенно свою желзную руку.
Посл вечерней прогулки по старинному городку мы рано отправились спать, такъ какъ съ восходомъ солнца думали уже продолжать дальнйшее наше путешествіе.
Гаррисъ тотчасъ же уснулъ, а я ворочался съ боку на бокъ. Кстати говоря, я не берусь утверждать, что человкъ, немедленно засыпающій, поступаетъ неприлично, но что такой пріемъ, во всякомъ случа, невжливъ — это несомннно. Взволнованный этой безтактностью, я лежалъ, прилагая тщетныя усилія заснуть. Странно, но въ темнот я чувствовалъ себя одинокимъ и покинутымъ; вскор потомъ въ голов моей стали проноситься тысячи разнообразныхъ мыслей, изъ которыхъ каждая съ бшеной поспшностью старалась обогнать другую. По прошествіи часа отъ всей этой мысленной скачки у меня закружилась голова и я почувствовалъ себя смертельно утомленнымъ и разбитымъ.
Утомленіе было настолько велико, что постепенно одерживало верхъ надъ нервнымъ возбужденіемъ, такъ какъ, хотя я и воображалъ себя все время бодрствующимъ, но на самомъ дл, несомннно, урывками, впадалъ въ забытье. Я замтилъ это благодаря тому, что каждый разъ, какъ чувствовалъ, будто лечу навзничь въ пропасть, оказывался на полу, животомъ внизъ. Это повторялось отъ шести до восьми разъ, посл чего безсознательное состояніе окончательно побдило мою душу и я впалъ въ дремоту, которая становилась все глубже и, вроятно, вскор перешла бы въ вполн солидный и пріятный сонъ, если бы… Нo что это такое? Я собралъ вс свои силы и сталъ прислушиваться: мн почудился какой-то безконечно-далекій звукъ, который какъ бы началъ приближаться и… Можетъ быть это завываніе бури?.. Вотъ теперь онъ слышится еще явственнй… Или это трескъ или шумъ отъ какой-нибудь машины?.. Ага, теперь отдалось совсмъ рзко… Да ужь не размренный-ли это топотъ приближающагося войска?..
Разстояніе между мною и звукомъ продолжало уменьшаться, и вдругъ я услышалъ его въ самой комнат… Это — скреблась мышь. И изъ за такихъ-то пустяковъ я столько времени старался сдержать дыханіе!
Какъ ни прискорбно казалось мн это, но измнить тутъ ничего уже было нельзя, — и потому я ршилъ тотчасъ же заснуть, дабы хоть этимъ наверстать даромъ потраченное время. Но ршить было куда легче, чмъ исполнить. Совершенно непроизвольно я сталъ прислушиваться къ треску, производимому острыми зубами мышенка и вскор это занятіе сдлалось для меня источникомъ ужаснйшихъ страданій. И если бы хоть это мерзкое животное работало безпрерывно, — такъ вдь нтъ: вдругъ оно возьметъ, да и перестанетъ, и тогда я ждалъ и со вниманіемъ прислушивался не начнетъ-ли оно опять грызть и… Невыносимое состояніе!
Лицу, которое бы взялось немедленно убить этого мышенка, я въ душ общалъ вознагражденіе сперва въ 5, 6, 7 — 10 долларовъ, а потомъ постепенно достигъ такой суммы, которая съ очевидностью окончательно меня раззоряла.
Я надлъ наушники и вплотную прижималъ ихъ руками, я пробовалъ всунуть въ уши по полъ пальца, — но все напрасно! — чрезъ вс эти преграды, казалось, я слышалъ еще ясне!..
Наконецъ, въ бшеной злоб, я ршился прибгнуть къ крайнему средству, испытанному человкомъ на практик еще со временъ Адама, — я ршился запустить чмъ-нибудь въ мышенка.
Схвативъ мои дорожные сапоги и приподнявшись на постели, я сталъ прислушиваться, гд именно раздается скрипъ. Но опредлить этого въ точности не представлялось возможнымъ; звукъ былъ также сбивчиво непостояненъ, какъ трещащій въ трав сверчокъ.
Тогда я размахнулся и бросилъ сапогъ на удачу. Онъ угодилъ въ стну, надъ самой головой Гарриса и упалъ прямо на него, — я былъ пораженъ, что мн удалось бросить такъ далеко; кровати стояли въ противуположныхъ концахъ большой комнаты.
Гаррисъ проснулся, и это меня обрадовало; но онъ ни мало не разсердился, — и мн тотчасъ же стало досадно. Пока онъ бодрствовалъ (впрочемъ, очень недолго) — я чувствовалъ себя хорошо, но когда онъ уснулъ, а мышенокъ снова принялся за свою работу, — это меня окончательно взбсило! Я не хотлъ больше будить Гарриса, но такъ какъ шумъ продолжался, то, не въ силахъ больше сдерживаться, я употребилъ и второй сапогъ въ качеств метательнаго оружія. На этотъ разъ сапогъ угодилъ въ одно изъ двухъ висвшихъ въ комнат зеркалъ и, разбилъ въ дребезги, конечно, то, которое было больше. Гаррисъ опять проснулся, но, — что мн было особенно обидно, — на этотъ разъ онъ даже не выругался. Я ршилъ лучше претерпть всяческія муки, чмъ потревожить его сонъ въ третій разъ.
Наконецъ мышь затихла, и я уже сталъ дремать, какъ вдругъ начали бить гд-то часы. Сосчитавъ удары, я примривался опять улечься ухомъ къ подушк, - но тогда начали бить какіе-то другіе часы; не усплъ я досчитать эти, какъ оба ангела на башенныхъ часахъ ратуши принялись наигрывать въ трубы удивительно красивую и звучную мелодію. Что-либо боле неземное, по нжности и таинственности, я еще никогда не слышалъ! Но когда вслдъ за этимъ они стали «наигрывать» и каждыя четверть часа, мн пришла въ голову пословица: «хорошаго по немножку». Я опять задремалъ и опять проснулся отъ новаго шума… При каждомъ пробужденіи я сбрасывалъ съ себя одяло, которое приходилось каждый разъ поднимать съ пола;- другой образъ дйствій, при узости нмецкихъ кроватей, оказывается немыслимымъ.
Ничего нтъ удивительнаго, что при такихъ обстоятельствахъ моя способность уснуть окончательно исчезла, и я пришелъ къ убжденію, что въ эту ночь мн нечего больше и думать о сн.
Меня трясло какъ въ лихорадк и томило жаждой. Такъ дальше не могло продолжаться; оставалось одно: встать, одться, добраться до колодца на главной площади и, такъ или иначе, утолить нестерпимую жажду. А потомъ, думалось мн, съ сигарою во рту, я на свжемъ воздух дождусь утра.
Мн казалось, что одться въ темнот, не будя Гарриса, не представитъ никакихъ затрудненій; правда, сапоги я разбросалъ, въ поискахъ за мышью, но въ лтнюю ночь можно вдь удовольствоваться и туфлями. Осторожно сойдя съ кровати, я сталъ понемножку облачаться; но одинъ носокъ куда-то запропастился и я никакъ не могъ его найти, а безъ него нельзя было продолжать одваться.