Шел слякотный снег.

Я попросил его рассказать что-нибудь о Патриархе Сергии.

Между прочим он сообщил следующее. И. В. Сталин принял Митрополита Сергия, Митрополита Алексия и Митрополита Николая… Отец Иоанн не знал, о чем они там говорили. Только одно помнит: Митрополит Сергий, воротившись от И. В. Сталина, ходит в доме по комнате и, по обычаю, что-то про себя думает. А о. Иоанн стоит у притолоки двери молча… вдруг Митрополит Сергий полуголосом говорит:

— Какой он добрый!.. Какой он добрый!..

Это он так думал и говорил о Сталине.

Я говорю о. Иоанну:

— А вы не догадались спросить у Владыки: ведь он же неверующий?

— Спросил.

— И что же ответил Митрополит Сергий?

— «А знаешь, Иоанн, что я думаю: кто добрый, у того в душе живет Бог».

…Передаю слова Митрополита Сергия, а он был умнейший человек, и слов напрасно не бросал».

В глубоко противоречивой личности Сталина выразился дух самой эпохи с ее социально-историческими конфликтами, потрясениями внутри России, мировой войной, противостоянием разрушительных и созидательных сил. Жестокое время выразилось в нем в той неразрешимой многомерности, которая не оставляет окончательного решения и рождает потребность в соотнесенности с этим явлением даже и у его противников. Развенчивая Сталина как «величайшего преступника в истории», югославский политик М. Джилас в своих «Беседах со Сталиным» пишет: «Но Сталин — призрак, который. бродит и долго еще будет бродить по свету… немало еще осталось тех, кто черпает оттуда силы. Многие и помимо собственной воли подражают Сталину… И у Тито, спустя пятнадцать лет после разрыва со Сталиным, ожило уважительное отношение к его государственной мудрости. А сам я разве не мучаюсь, пытаясь понять, что же это такое — мое «раздумье о Сталине»? Не вызвано ли и оно живучим его присутствием во мне?»

История, избравшая Сталина для своих провиденциальных целей, несомненно, откроет новые неожиданные стороны в этом великом государственном деятеле.

…Как я заметил, у нас в России подвергаются осуждению те, кто имеет государственное направление. Государственность причисляется к какому-то пороку, преступлению. Так осудили государственника Ивайа Грозного, расширившего границы России, обвинив его в жестокости. Хотя стоило бы задуматься, мог ли молиться за всех казненных жестокий человек? Не есть ли здесь акт любви? Как это ни странно, за многие годы за Ивана Грозного подали голос только Сталин и в наше время — митрополит Иоанн Санкт-Петербургский. Так же — осудили святого Иосифа Волоцкого, победившего ересь жидовствующих и, может быть, надолго удержавшего духовный разброд России. Он тоже в лице судей оказался жестоким, хотя был добрейшей души человек.

Теперь вот настало время реабилитировать Сталина. Впрочем, не его только, но само понятие государственности. Сегодня мы сами воочию можем увидеть, какое преступление есть безгосударственность и какое благо — государственность! Как ни кричат, что в советское время много погибло в лагерях, но сколько гибнет сейчас без суда и следствия, безнаказанно, безвестно, ни в какое сравнение не идет та гибель. Весь ограбленный и обманутый народ теперь вздыхает: был бы Сталин, не было б такой разрухи.

Но эта реабилитация, так сказать с человеческой точки зрения, а мне предстоит — с духовной, поскольку я священник.

Начну сразу с вопроса. Что лучше: «деспотизм» сталинских времен или демократия нашего времени — сталинцы, скажите, — тот же деспотизм, подавление свободы, принижение личности. Либерализм, демократия — значит полные права, полная свобода всего и вся.

Нет, господа, перед жестокостью демократии бледнеет всякий деспотизм. Скажите, пожалуйста, когда было больше обездоленных, заключенных, пусть и не в тюрьмы, когда преступность и безнравственность имела такую свободу на улицах и на телевидении, в печати и без печати? Когда еще, в какие времена весь народ, за исключением немногих, сидел на голодном пайке? Когда и какие правители с таким цинизмом, как теперь, разрушали собственную экономику в угоду более сильному соседу?

Но как все это, что я говорю, сообразовать с христианскими понятиями, спросят у меня? Христианство, что ли, атеизмом поддерживается? Ведь при сталинском деспотизме все было опутано атеизмом. Атеизм был везде и всюду.

Но, видимо, не случайно философ Н. Бердяев говорил: атеизм — это дверь к богу с чёрного хода. И мы сейчас видим, как многие атеисты стали по-настоящему верующими. Я никогда не забуду, как один высокопоставленный атеист-коммунист мне сказал, что, хотя он и коммунист-атеист, но воспитан на православной традиции. Да, как ни покажется странным, но в русском атеизме-социализме есть и православная традиция, поэтому коммунистическое движение в России вписывается в русскую историю. Это часть нашей истории, которой не вычеркнуть. А вот будет ли сегодняшняя демократия частью нашей истории, хотя бы потому, что она, не посоветовавшись с Западом, ничего не предпринимает? Это чуждое явление для России!

Сталин был деспот, да, но он был ближе к богу. Хотя бы потому, что атеизм — дверь с черного хода. Демократы, как ни объявляют себя верующими… они верующие только в золотого тельца, в бизнес, в мамону… А в Евангелии прямо сказано: не можете служить одновременно богу и Мамоне!

Теперь я хочу припомнить, как наши Патриархи, особенно Сергий и Алексий, называли Сталина богоданным вождем. К ним присоединялись и другие, допустим, такие, как крупный ученый и богослов Архиепископ Лука Войно-Ясенецкий. Кстати, сидевший при Сталине, но это не помешало ему назвать Сталина богоданным.

Да, Сталин нам дан богом, он создал такую державу, которую сколько ни разваливают, а не могут до конца развалить. И поверженной ее боятся хваленые капиталистические страны. И то, над чем смеялись постоянно: вставил, мол, решетку. Мол, Царь Петр прорубил окно в Европу, а Сталин закрыл ее. Значит, правильно делал (мы далеки от мысли — чтоб не сообщаться с Западом), при нем мы не видели такого морального разложения, такой преступности, которую видим сейчас, когда выбросили эту решетку.

Как ни горько сказать, но решетка на Запад нам необходима, это благо для России. Она помогает нам видеть неповторимость, самобытность России, как святой Руси, богоносной страны, и, если хотите, Третьего Рима в лучшем смысле этого слова. А Четвертому не бывать — это тоже верно.